– Нет, не шучу, – раздраженно ответила девушка, беря у него из рук кружку. Она выпила все до дна, а потом подошла к кувшину и налила еще. – Я пошла в монастырь, чтобы не рожать детей.

Наспех придуманный Коналлом план начал трещать по швам и рушиться прямо на глазах. То единственное, что он хотел получить от этой девушки, она как раз не хотела никому давать.

– Но… почему, Ив?

– Почему? Да потому что не все женщины хотят иметь детей, Маккерик, – отрезала она. – Роды – это игра со смертью. Я много раз видела, как они заканчивались. И гораздо чаще это была не радость, а трагедия. Моя собственная мать умерла при родах. Я не хочу, чтобы мой ребенок винил себя за мою смерть.

Коналл не знал, что сказать. Он думал о Нонне и их младенце. Ему было хорошо известно, каким горем могли закончиться роды. Но он никогда не думал об этом с позиции оставшегося в живых ребенка. Конечно, для юного сердца осознание того факта, что мать пожертвовала собой, давая ему жизнь, было тяжким испытанием. И он спрашивал себя, что могла бы чувствовать его дочь, если бы осталась жива.

Перед его взором вдруг предстала картина: маленькая темноволосая девочка – играющая, смеющаяся, живая, – но он тут же отогнал ее.

Теперь Коналл по крайней мере понимал, что Ив не хотела детей не потому, что испытывала отвращение к материнству, а потому что ее пугал сам процесс родов. Он увидел, как Ив налила себе в миску похлебки и нежно улыбнулась лежащей неподалеку волчице. Элинор довольно завиляла хвостом, разметая грязь на полу. Коналл в который раз удивился тому, что этой странной девушке из клана Бьюкенен удалось приручить самого дикого из лесных зверей.

«Она будет хорошей матерью», – подумал Коналл.

На следующее утро буря стихла. Поляна вокруг хижины, лес и вся долина, в которой она стояла, были засыпаны свежей снежной пудрой. Проснувшись, Ивлин почувствовала себя гораздо лучше. Слава Богу, на этот раз она была в кровати одна, но с раздражением отметила, что без теплого тела Маккерика она совсем замерзла. Грешница!

Маккерик уже встал и занимался хозяйством. Он до конца очистил овечий загон во дворе, выпустил Элинор на волю, чтобы та справила свою нужду, и докончил две ловушки, которые начал делать еще вчера вечером. Девушка тоже вышла на свежий воздух, а когда вернулась, горец вежливо спросил ее о самочувствии, и только потом пошел на охоту, попросив ее до его возвращения не уходить далеко от хижины.

Наконец-то Ивлин осталась одна. Она вымыла лицо и руки, прополоскала рот, расставила по местам те немногие вещи, что стояли на узкой полке. После этого девушка выкинула верхние ветки сосны из загона и немного подмела перед очагом.

Она оглядела пустую хижину. Поправила край шерстяного одеяла на кровати. Причесалась и заплела волосы.

Затем приготовила свежий отвар в кувшине и стала ждать возвращения Маккерика.

Ивлин не знала, плакать ей или смеяться. Прошло всего два дня с тех пор, как в хижине появился другой человек, а ей уже не нравилось одиночество. Дело не в том, что она и Маккерик подружились. Просто Ивлин нравилось, что в доме был кто-то еще, с кем можно было не разговаривать, если не хочется.

Девушка услышала, как Элинор залаяла снаружи. Радуясь, что у нее появилось хоть какое-то дело, Ивлин подошла к двери, открыла ее и посмотрела во двор.

Волчица носилась как безумная вокруг маленького загона, в котором теперь находилась овца Маккерика. Снег комьями летел у нее из-под лап, она то ложилась на мгновение, тяжело дыша, то вновь начинала бегать вдоль ограды. Овца вела себя примерно так же. Она трусила по периметру загона, резко разворачивалась и опять следовала за волчицей.

– Развлекаетесь? – крикнула им Ивлин. Заслышав ее голос, Элинор повернулась к ней и громко гавкнула. Овца тоже остановилась и посмотрела на девушку. – Весело у вас тут, – смеясь, заметила Ивлин.

Элинор пару раз обежала вокруг нее и опять залаяла, а потом опустилась на передние лапы и начала энергично вилять хвостом.

«Поиграй».

Овца просительно заблеяла.

Улыбка на лице Ивлин стала шире. Она переступила порог и взяла пригоршню снега. Слепив снежок, кинула его Элинор, который волчица ловко поймала и тут же превратила в пудру. Она облизнулась, показав зубы, и опять призывно залаяла.

«Играй! Играй!»

Ивлин послушалась. Она бросала снежки в волчицу под аккомпанемент веселого блеяния овцы до тех пор, пока у нее не окоченели ладони. Подол платья промок насквозь и холодил ее голые икры.

– Все, Элинор, хватит, – смеясь и еле дыша, сказала Ив. Волчица упала на бок и принялась валяться в снегу. Ей тоже было очень весело.

– Давай-ка мы и тебе дадим какое-нибудь имя, – произнесла Ивлин, убирая с глаз мокрые вьющиеся пряди волос и глядя на маленькую коричневую овечку, стоящую в загоне. – Хм-м… Что ты скажешь насчет Бонни? Хорошее имя для милой шотландской зверюшки, – сказала она, передразнивая акцент Маккерика.