— Это ваше личное мнение?

— Это мнение Его Величества.

— А… — сказал Ламбин. Это «а» было так многозначительно, что Саблин с удивлением посмотрел на Ламбина.

— Пойдемте танцевать, — сказал Ламбин. — Государь нас пригласил сюда не для того, чтобы политикой заниматься, а для того, чтобы мы танцевали с его гостями. Ведь это бал, Александр Николаевич, бал!..

В пестром Арабском зале, за ломберными столами, с только что распечатанными свежими картами старые сановники и старые дамы играли в карты. Через открытые двери сюда глухо доносился гул голосов танцующих и всплески музыки.

— В пиках, Адель Карловна? — говорил Пестрецов своей партнерше.

— В пиках.

— Пас.

— Я пас, — объявили остальные партнеры.

— Ну что же, вы думаете, Мария Петровна, что он шарлатан, — обратился Пестрецов к старой седой даме с длинным носом и светлыми серыми глазами.

— Ох уже, Яков Петрович, и говорить не хочется. Стана и Милица верят, что когда он без шапки, то не видим.

— А вы?

— Сама же видала. Волосы черные, гривой распущены, лицо жирное. Какое же не видим!

— Вы им говорили?

— Осмелилась… Да что. Стана упрекать меня стала, что я в святость его не верю. Это верить, говорит, надо.

— По-моему это опасно становится.

— А что вы поделаете? Куропаткин его медиком сделал.

— Да ведь он ничего в медицине не понимает.

— Ничего, как есть. Аптекарский ученик из Лиона.

— Филипп и медик!

— Смотрите, еще лейб-медиком сделают.

— А она?

— Пока не верит, а поддается. Ее тянет к таинственному и к мистике

— А вы не думаете, что тут масоны замешаны?

— Не думаю. Слишком все это глупо.

Пестрецов покосился на соседний столик, за которым немецкий посланник играл со старою седою дамой и двумя почтенными генералами в лентах и крякнул.

— Кажется, кончили танцевать, — сказал он.

— Да, сейчас кадриль, — сказала Адель Карловна.

В Николаевском зале музыка только что кончила играть, и лакеи разносили на громадных серебряных подносах хрустальные тарелочки с мороженым. Светло-желтое сливочное, оранжевое, темно-фиолетовое из черной смородины и розовое земляничное, оно имело форму персиков и виноградных кистей с листьями. Зал гудел неясными голосами, и на их фоне раздавался громкий, сочный, красивый картавящий баритон Великого князя Владимира Александровича.

— Вы говог'ите, что она кг'асива? По-моему, нет. Она совег'шенно без… — тут Великий князь сочно загнул такое чисто русское круглое слово, что окружающие ахнули, а дамы нервно засмеялись, но Великий князь нисколько не заметил этого, потому что был уверен, что сказал очень тихо.

Ротмистр Маслов пробегал по залу, устанавливая пары для кадрили.

— Messieurs engagez vos dames. Et a vos places s'il vous plait (* — Господа, приглашайтевашихдам. И, прошу по местам!), — кричал он. Придворный бал шел по часам, и ровно в двенадцать надо было идти к ужину. Танцующие занимали стулья для кадрили, нетанцующие, а таких было большинство, толпились к дверям, чтобы идти к ужину. Каждый хотел попасть в ту залу, где будет сидеть Государь. Каждому хотелось видеть Государя за ужином, но кроме того опытные люди говорили, что там и блюда лучше, и провизия свежее.

— La premiere figure! Avancez…(* — Перваяфигура! Начинайте…) — кричал ротмистр Маслов, танцевавший с Императрицей.

Ламбин был недалеко от них. Он танцевал с племянницей бывшего своего командира Верочкой Бетрищевой, первый раз бывшей на придворном балу, в качестве городской дамы, против них была Вера Константиновна с Гриценко.

— Этот бал — чудо, не правда ли, Вадим Петрович? — сказала, садясь на золотой стул и обмахиваясь кружевным веером, Верочка.

— Да, это хороший обычай, — сказал Ламбин, — но я шел бы и дальше. Я бы устраивал такие же или подобные балы и для крестьян, для солдат и рабочих. Сословия падают, Вера Ильинична, и Царь должен думать о том, что опираться на одно дворянство он не может. Вы молоды, Вера Ильинична, и я боюсь, что вам много придется увидать тяжелого.

— Но, Вадим Петрович, мне кажется, Россия так счастлива теперь, впереди столько радостей. Государь полон стремления к миру.

— Cavaliers solo! Tournez et balancez vos dames (* — Одни кавалеры! Кругом и вертите ваших дам!), — кричал Маслов.

— На этих балах не пг'иходится говог'ить совсем, — говорила Вера Константиновна Гриценко. — Вы видали Палтову. Как к ней идет ее туалет eg'is peg'les… (* — Цвета серых жемчужин)Она самая кг'асивая военная дама этого сезона.

— После вас, Вера Константиновна.

— Quelle betise. Croyez vous? (* — Какие глупости! Вы находите?)Я не очень постаг'ела?

— Вера Константиновна, я не дамский кавалер, вы это знаете. Я не умею говорить комплименты, я говорю серьезно.