— Тебе когда доложили, Константин Андреевич?

— Утром.

— Значит, начальник дороги отдыхает вместе с магистралью. Лихо, ничего не скажешь.

— Георгий Прокопьевич, вчера я ушел из управления в двенадцатом часу ночи... — Уржумов обиженно умолк.

— Все мы имеем право на отдых, не спорю, — замминистра прибавил голоса, — но как можно спать, если стоит целое направление? Вы меня удивляете, товарищи красногорцы. Впрочем, что удивляться — вы и не знали ничего!.. Заведите там себе порядок, Константин Андреевич: о всех ЧП вам должны докладывать в любое время дня и ночи. В любое! Понятно?

— Это, пожалуй, единственный случай, когда я...

— Вы поняли, что я сказал?

— Да, понял.

— Так. Далее: сколько на дороге брошенных поездов?

— Более ста, Георгий Прокопьевич.

— Причины?

— Сортировки не успевают перерабатывать, исчерпаны пропускные способности...

— Это я уже слышал, вы нам говорили на коллегии... В общем так, Константин Андреевич, — через неделю чтобы все эти поезда подняли.

— Это невозможно, Георгий Прокопьевич. Не хватает тяги, рабочий парк вагонов выше нормы. Переработать за такой короткий срок пять тысяч...

— Хорошо, декада. Но больше ни одного дня. И лично займитесь, Константин Андреевич, слышите, — лично!

Климов помолчал, трубка сердито посопела.

— Как у тебя отношения с местными предприятиями?

— Жмут. Давай вагоны, и все. Слушать ничего не хотят.

— Давай, — поддакнул Климов. — Они правы.

— Так вот и получается, Георгий Прокопьевич, все правы, один начальник дороги кругом виноват. А я как будто не хочу, чтобы у них вагоны были.

— Ишь ты! — хохотнул, развеселясь видно, Клипов. — Нежности какие!.. С тебя, братец ты мой, за одну дорогу спрашивают, а с нас — за все. Каково?

— Представляю, — посочувствовал Уржумов.

— Что ты там представляешь! — живо откликнулся Климов. Но не стал развивать эту мысль, перевел разговор на другое: — У тебя долг по погрузке какой?

— Четыре миллиона на утро было. С хвостиком.

— Что думаешь делать?

— Во-первых, грузить. А во-вторых, ходатайствовать перед правительством о выделении новых капитальных вложений на развитие нашей дороги.

— Вот как!.. Что — так вот через нашу голову и сиганешь в правительство?

— Мне бы не хотелось, Георгий Прокопьевич. Но я не вижу...

— Как это не видите, Константин Андреевич?! — Климов перешел на строго официальный тон. — Мы с вами не далее как позавчера говорили о развитии магистрали.

— Да, говорили. Но кроме приказа об ускорении оборота вагонов на сегодняшний день я ничего не имею.

— Ну, о вашем личном отношении к приказу мне известно. И чести это вам, Константин Андреевич, не делает. Магистраль, понимаешь, работает, люди поезда ведут, как это и было предусмотрено приказом, а начальник дороги недоволен. Да вы просто брюзга!.. Все вам кажется, что мы чего-то не учли, не продумали... Все мы учли и все предусмотрели!

Климов замолчал, пауза была длинной, и Уржумов подумал, что заместитель министра положил трубку. Но тот заговорил, без прежнего, правда, напора в голосе:

— Вы все-таки подумайте над своим поведением, Константин Андреевич. Один из опытнейших командиров на сети, уважаемый человек, а рассуждаете иногда, как... — Климов не стал приводить сравнения, заговорил мягче: — Со смежниками надо как-то там договариваться. Разве мало у нас положительных примеров — одесситы, ленинградцы... С обкомом вашим общий язык нашел бы... А просить у правительства денег особого ума не требуется. Мы ведь только что говорили на эту тему, Константин Андреевич, неужели забыл?

— Да нет, не забыл, помню, — подумал вслух Уржумов, когда Климов положил трубку. — Не каждый день такие разговоры.

А поведение... что ж, не мальчик он, старик уже. Вроде и не с руки учить его, седоголового, пусть и заместителю министра. Требовать, разумеется, он вправе, без дисциплины нельзя, но почему Климов так болезненно, раздраженно реагирует на его замечания и предложения, в чем Уржумов не прав? В конце концов, дорога действительно работает на пределе, нужно срочно принимать меры для увеличения пропускной способности.

...После бурного заседания коллегии, где на него высыпали целый короб обвинений, Уржумовым овладело странное, незнакомое до сих пор состояние равнодушия и обиды. Состояние это родилось, пожалуй, от последней фразы Климова, который, выслушав объяснения Уржумова о делах на дороге, словно бы невзначай уронил в конце заседания:

— Мне думается, вы преувеличиваете сложности, Константин Андреевич. Это от усталости. — И, помедлив, прибавил вдруг: — Конечно, не каждый в ваши дни может тянуть дорогу, далеко не каждый.