Но диспетчеру что, с пассажирами он дела не имеет. А у нее, у проводницы, раз сто уже спрашивали: когда поедем? почему стоим? А что она может сказать? Ничего. Сама не знает. Трудно, ох трудно поездной бригаде ладить в такой обстановке с пассажирами. Вон Рогов, начальник поезда, на перроне ни разу не показался, сидит, бедняга, в своем радиоузле, парится, магнитофон крутит — настроение поднимает. Не до песен сейчас. У всех на лицах... А, что там говорить! Что может быть у человека на лице, когда его томят на такой жаре?

Рогов в это время бодрым голосом стал рассказывать по радио, что их поезд миновал уже две железные дороги, шесть областей, четыре крупнейших в стране реки. Осталось примерно сто километров до границы Европы и Азии; с правой стороны, по ходу поезда, будет пограничный столб, и он, начальник поезда, напомнит об этом уважаемым пассажирам, пусть только они внимательнее слушают радио. Еще Рогов добавил, что в составе поезда есть вагон-ресторан, который, к сожалению, в данный момент закрыт, что у проводников есть шашки, шахматы и домино. Через проводника, если есть желающие, можно дать телеграмму, получить необходимые справки. В заключение Рогов сообщил «уважаемым пассажирам», что их бригада борется за звание коммунистической, и он просил бы написать отзывы о работе в книгу...

— Вот дуралей! — фыркнула Людмила. — Кто же в такой момент об этом просит. Нам и напишут сейчас...

В дверях она столкнулась со студентом. Леня, внимательно глянув на нее, показал зажатую в пальцах сигарету:

— Вот, прикурить бы. Спички кончились.

Людмила шагнула в «служебку», молча подала коробок. Студент прикурил, кивнул, затягиваясь. Потом разогнал дым рукою, всем своим видом показывая, что извиняется, что сейчас же уйдет. Но топтался, не уходил.

— Мне Света сказала... — неуверенно начал он. И вдруг резко, зло рубанул: — Тебе что — не все равно, что ли? Я заплатил, скоро сойду...

— Знаешь что, — тоже начала злиться Людмила. — Билет давай, вот что! Сейчас моя смена. И ничего я о вас с Дынькиной знать не желаю.

Парень недобро глянул ей прямо в глаза, неторопливо развернувшись, пошел к своему купе.

— Курить в вагоне нельзя! — крикнула ему вслед Людмила.

Она спустилась на землю, прошлась вдоль вагона, осмотрела колеса, даже буксу пощупала — внутри у нее что-то дрожало, и рукам хотелось чем-нибудь заняться. «Ну зачем она так делает, зачем?» — ругала Светку.

Впереди по-прежнему горел красный. Дремала в зное станция Шумково, изнывали от жары пассажиры...

Неожиданно Людмила услышала свое имя, подняла голову. Из кабины электровоза приветливо махал ей Санька-белобрысик. Она улыбнулась в ответ, подошла.

— Скоро поедем?

Санька картинно воздел руки к небу — кто знает! Через минуту был уже рядом с нею, заглядывал в глаза.

— Чем занимаешься? Кухаришь?

— Приходите чай пить, — пригласила Людмила, только теперь увидев на себе передник, который забыла снять в вагоне. — Свежего только что заварила.

— Спасибо, в другой раз, — при исполнении! — и приложил руку к козырьку фуражки.

Санька, играя, заважничал, надул щеки, и Людмила не выдержала, рассмеялась. Подыграла ему, закивала головой:

— Ах, да! А я-то! А я-то!

Но тут же стушевалась от прямого Санькиного взгляда. «Еще в Красногорске встретимся, да?» — молча спрашивал он. «Надо ли?»— так же молча отвечала она, хорошо теперь понимая, что пошла в сторону электровоза совсем не случайно...

Вспыхнув, Людмила торопливо кивнула и направилась к дверям вагона — стройная в своем сером форменном костюме, с кокетливо лежащим на русых волосах беретом, со свернутым передником в руках. У ступенек стояли два пассажира из восьмого купе — попутчики Ларисы. Толстяк сразу же набросился на нее с вопросом:

— Скоро мы, наконец, поедем? — И прибавил: — Черт возьми!

Людмила, чувствуя, что раздраженный этот человек может наговорить грубостей, как можно мягче сказала, мол, сама ничего не знает. И лучше не нервничать зря, а пойти и выпить чаю, она только что заварила.

— Чай, чай, — ворчал, отворачивая потное лицо, толстяк. — Что мне ваш чай? Мне некогда! Мне ехать надо, меня ждут!

В тамбуре, с портфелем в руках, показался Леня. Лицо его было решительно и зло.

— Ты чего это? — удивленным вопросом встретил его Авенир Севастьянович. — Сходишь?

— Схожу, — фыркнул тот, не глядя на стоявшую чуть в стороне проводницу. — Вот из-за этой... Пристала, как банный лист.

— Он без билета, — сказала Людмила, чтобы пресечь всякие разговоры.

— Да ну-у? — удивился еще больше Авенир Севастьянович. — Заяц, что ли? «Ну, погоди», да? — засмеялся, довольный своей шуткой.

— Мне из Красногорска все равно километров сорок назад, до Новотрубнинска, — говорил Леня. — Уж лучше электричкой, чем ее выслушивать, — он злыми глазами сверкнул в сторону Людмилы. — Чтоб тебе замуж никогда не выйти!