6 июня, суббота.

Всегда я падаю жертвой опрометчиво данных обещаний. Мне кажется, что меня куда-то бескорыстно и наивно зовут, я бескорыстно и радостно еду, а потом оказывается, что нужна определенная духовная работа, а за поездку, за стол и за удобства нужно расплатиться. Несколько дней назад меня добивали звонками из Калужского землячества, в котором я состою, памятуя, что и я сам имею дачу в Калужской области, что чрезвычайно чту память о годах войны, которые провел в Калуге. Земляки говорили о поездке в Калугу, о поездке на Полотняный завод, где я никогда не был. По-мальчишески, хотя занят безумно, соглашаюсь. Как-то пропускаю, что одновременно меня зовут в Псков, в Болдино. Грядет Пушкинский всероссийский праздник, а у калужан, оказывается, свой юбилейный, двадцатый, в Полотняном заводе. С комфортом, предаваясь в руки нашему расторопному землячеству — земляки, кстати, снимают люкс для меня в гостинице, и институту это безусловно выгодно, потому что это фиксированная плата, — я у филиала МХАТа вместе с Лешей, без которого теперь В.С., волнуясь за меня, уже из дома старается не выпускать, сажусь в комфортабельный автобус. Еду по Москве и Киевскому шоссе, во время поездки слушаю очень подробную лекцию о владельцах Полотняного завода, к своему стыду обнаруживаю, что Гончаровы совсем не оглушительно знатного рода, а скорее просто богатые. Правда, тут же слышу и версию, что основатель рода — незаконный отпрыск любившего пошалить Петра Великого. Наслаждаюсь обещанным обедом с калужским губернатором и тут узнаю, что как самый знаменитый из всех писателей, которые будут присутствовать на празднике, я призван произнести речь. Забегая вперед, скажу, что речь пришлось произносить во время большого концерта, который по примеру действа на Михайловском поле под Псковом, здесь, на Полотняном заводе, проходил в парке на лесной поляне. Все меня привело в восторг: и роскошный хор из «Хованщины» Мусоргского, и хор мальчиков, и даже танцы — довольно неуклюжее, но обаятельное повторение фокинского па-де-катра из «Шопенианы», — танцевали студентки колледжа искусств. Попутно боюсь только, что девочкам дурят головы, что они могут стать настоящими балеринами. Девочки крепенькие, плотненькие, не отказывающие себе в еде, но лица дивные, изысканной шопеновской красоты. Был еще также местный парень, читавший искусственно детализированный текст монолога Скупого, а еще номера из репертуара гастролирующей в Калуге воронежской оперы, и местный тенор, и местная певица, работавшая раньше, чуть ли не двадцать пять лет, в саратовской оперетте. Голосище невероятный, и с такой страстью спетые романсы Рубинштейна. Опять старая мысль о безмерной талантливости нашего народа и о том, как несправедливо порой складывается судьба. Кое-кто из этих исполнителей, коли судьба сложилась бы более удачно, а сами были бы понастырнее, вполне могли рассчитывать на центральную сцену.

И в дороге до Полотняного завода, и сидя на концерте, я все время думал о своей речи. Надо обязательно коснуться отношения Пушкина с царем и властью, должна быть отчетливая перекличка с сегодняшней интеллигенцией, сказать о его западной и одновременно русской ориентации, не забыть и тезисов профессиональных — поэзия и проза. Он пробудил Лермонтова. Я твердо так же решил поговорить о современном модернизме в музыке, литературе, искусстве на примере зала, так настойчиво слушающего классику. Заканчивать буду воспоминаниями о калужском моем бытии. О церкви на Смоленке, о ложке сахара на куске хлеба, который давали на перемене в школе, о первых стихах Пушкина, которые мы заучивали в войну. Он тогда был явно на нашей стороне. Оказался ли бы он на стороне сегодняшних властей?

Произнес речь, стараясь говорить покороче. Потом ко мне подошел один из моих «земляков» и сказал, что им с женой речь понравилась. Оказывается, можно не все формулировать, пафос, помимо фраз, доходит до слушателя. Я понял, что я с этой парой приблизительно одних взглядов. Потом во время пикника где-то вблизи Полотняного завода — на кусок полиэтилена накидали нарезанную магазинную снедь — мы долго говорили о политике и о сегодняшнем дне. Опыт у собеседника огромный. Я люблю мужиков с таким резким аналитическим умом, которым я сам не обладаю. Согласились, что страна подошла к определенному рубежу, когда количество превратилось в качество. Вот тут-то она и была подстрелена перестройкой. Вместе как-то отыскали и рубежи начала разрухи — тезис Хрущева о личной заинтересованности как основном стимуле хозяйствования. С моей точки зрения, это абсолютно верно. Страна уже зажила по другим принципам, и этот неграмотный крестьянин заставил ее пятиться. Мы только сейчас поняли, что уже жили и в каком-то неожиданном социализме, и в каком-то неотчетливом коммунизме и проглядели это. Откуда помощнички наших вождей вытащили словечки, которые и оказались для общества главными минами: стагнация, консенсус и т. д. Представляю в этот момент лица старшего Арбатова, Зорина, Бунича. У моего собеседника интересная мысль, что интеллигент — это человек, всегда общественное ставящий над личным.

Дворец — Полотняный завод. Кабинет в крыле, которое выходит на заводы. Коммунисты организовали школу и управление. Был и музейчик. Немцы. Никто ничего особенно не растащил.

Леша вел себя идеально, не толокся рядом с делегацией. Сидел вдали за пикником. Был молчалив. Молодец.

7 июня, воскресенье.

Обнинск, читаю дипломные работы.

8 июня, понедельник.

Материал для телерейтинга «Труда»:

«В силу незначительности и недостоверности мнений российского телевидения для нашей постсоветской действительности мы уже давно смотрим его, как в концерте слушаем музыку: фрагменты перемежаются собственными воспоминаниями и думаниями о себе. Возникает проблема как бы параллельных текстов. Такие параллели у меня возникли и на этой неделе. О политике не говорю, россияне не то что стали равнодушны к ней, а она помертвела, поэтому знаменитые телеобозреватели могут дальше спорить между собой. Мы уже все патетически воскликнули: «Что мне Гекуба» во главе с Ельциным ли, Чубайсом или новым бодрым премьером.

По одному из каналов попался зарубежный фильм «Хищники». Это о восстании птиц против людей, так варварски вмешивающихся со своим неуклюжим желанием переделать природу и не ждать от нее милостей. Даже канарейка норовит клюнуть человека. Здесь для меня лично две темы: первая — массовая гибель в Москве деревьев. Далеко не надо ходить, достаточно взглянуть на состояние зеленых насаждений на бывшей улице Горького, на Комсомольском проспекте или на Ленинском. Вторая тема — это восстание: уже даже птицы озверели. А что если в стаи собьются недовольные политической экологией люди?

Второе соображение касается прямой трансляции открытия давно уже не популярного «Кинотавра». Почему так нелепа вся эта церемония с украденной где-то идеей звездной дорожки и с попыткой превратить третьестепенных деятелей культуры в деятелей и звезд искусства. Что только стоит восклицание одного из ведущих: «Приближается группа писателей-сатириков». Воистину мы если не стадная, то коллективная страна. И пусть попробует переделать нас какая-нибудь рыночная экономика.

Третье частное соображение касается ошибки в произнесении Ариной Шараповой названия крупного города в Чехии. Город называется Чешске Будейовице, а не Бедеевице или что-то в этом роде. В связи с этой инвективой против нашей безмятежной теледикторши вспомнилась цитата из «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова. Она, правда, касалась наших радиодикторш. Писатель не предполагает наших гигантских шагов прогресса: «Я, откровенно говоря, — это речь Воланда, — не люблю последних новостей по радио. Сообщают о них всегда какие-то девушки, невнятно произносящие названия мест. Кроме того, каждая третья из них немного косноязычна, как будто их таких нарочно подбирают».

11 июня, четверг.

Опять все утро сидел на экзаменах у заочников. Лева Скворцов отпросился у меня на четверг. Председатель государственной экзаменационной комиссии выгребал, к счастью, ни одной двойки, но все равно предмет знают ребята неважно.

Проболтался в институте весь день, занимался разными экономическими делами. Узнал, что, кажется, из особняка съезжает «Русское золото». Как и все подобные организации, они не сочли нужным поставить меня в известность заранее. Надо снова искать арендатора. Не знаю, как будем платить отпускные. О, если бы мне пожить жизнью наших профессоров. За шесть лет они так и не знают, что такое задержка зарплаты. Экономические ужасы, в том числе и эти самые невыплаты, существуют для них лишь в телевизионном виде.

В девять часов выехал с Алексеем и собакой в Обнинск на машине. Очень хотел взять и В.С., но из-за жары она очень плохо себя чувствует. Обещала приехать вечером в субботу. В дороге порадовались, что поехали одни: невероятные пробки и невероятная жара. Вдобавок ко всему в машине не отключается печка, и Сахара обжигает грудь и ноги.

12 июня, пятница.

День независимости, праздник, который я не чувствую. Может быть, подобным образом не чувствовали Октябрьскую годовщину люди прежнего еще дореволюционного режима? Сейчас я размышляю так: независимость от огромных пространств, завоеванных нашими предками? Независимость от социального равенства? Независимость от своей истории, которую мне предложено позабыть.