Хотя топорики оставались в большинстве, вскорости к ним присоединились и другие не менее поразительные создания: удильщики и гигантуры, мелампиды и хаулиоды, гигантские креветки и крылатые осьминоги – бухту заполонили самые невероятные чудища. Казалось, море решило выдать все свои тайны разом. Я сопоставлял это явление с фазами луны, магнитными бурями, землетрясениями и вспышками на солнце, но не находил связи.

Мучившие меня призрачные видения девона окрепли и превратились в навязчивую идею. Свою роль сыграл тяжелый запах гниющей рыбы, проникавший даже сквозь плотно закрытые ставни. По ночам я ворочался, преследуемый кошмарными фантомами оскаленных пастей, клешней и щупалец. Сон приходил лишь под утро – странное зыбкое состояние, полное туманных образов. Просыпаясь, я никак не мог избавиться от ощущения, что превращаюсь в доисторического моллюска, быть может, аммонита.

Вместе с Густавом мы расчистили небольшой участок пляжа и соорудили навес из жердей и куска старого брезента. Смотритель притащил ржавый железный лист, на который мы стали складывать находки. Все свое время я проводил в этой импровизированной студии и, невзирая на боль в руке, делал зарисовки морских чудовищ. Наверное, со времен Биба еще никому не выпадал шанс так близко познакомиться с обитателями бездны.

Как ни странно, доктора Северина нашествие совсем не заинтересовало. С тех пор как оно началось, я ни разу не видел его на пляже. Похоже, вместо науки доктор решил заняться строительством и начал покупать камни.

Я заметил это спустя неделю после того, как Густав нашел первых рыбок. К тому времени на заднем дворе Северина выросла гора щебня, высотой по пояс. В камнях не было ничего особенного – самый обычный известняк, но через пару дней гора стала раза в два больше, и доктор определенно не собирался останавливаться на достигнутом.

Однажды, возвращаясь вечером с пляжа, я увидел, как перед домом ученого остановился маленький грузовик. Повинуясь внезапному порыву, я спрятался за корявым буком. На сигнал машины, размахивая руками, выбежал Северин. Не обращая внимания на водителя, он перегнулся через бортик и принялся рыться в щебне. В этот момент доктор напомнил мне Сильвера над сокровищами Флинта – того и гляди начнет хохотать и посыпать себя камнями, словно золотыми монетами. Он откопал булыжник размером с апельсин и уставился на него с таким благоговением, что мне стало не по себе. Северин зашептал, обращаясь совсем не к водителю, а потом прижал камень к уху и замер.

Все это было настолько таинственно, что я не сразу услышал предательское поскрипывание за спиной, а когда спохватился, было поздно – зубы Лобо сомкнулись на моей лодыжке. Вскрикнув, я выскочил из укрытия, но споткнулся и упал прямо у ног Северина. Эскизы разлетелись во все стороны, и Лобо разразился радостным лаем. Хотелось придушить наглого пса.

Доктор смерил меня взглядом, явно раздраженный столь внезапным появлением. Порыв ветра подхватил ближайший листок и швырнул к Северину, словно нарисованная рыба хотела вцепиться в доктора. Ученый перехватил рисунок, рассмотрел его и брезгливо поморщился.

– Мешкорот, – наконец сказал он. – Нет, не то. Но он уже близко…

– Кто близко?

Доктор не ответил. Отбросив листок, он начал отдавать распоряжения по разгрузке камней. Я не стал задерживаться.

В тот вечер Северин вел себя весьма необычно, все-таки не каждый день встречаешь человека разговаривающего с камнями. Правда, знал я одного парня, у которого была внушительная коллекция садовых жаб из терракоты. Каждую субботу он расставлял их на заднем дворе и читал им вслух Диккенса. Но у меня язык не поворачивается назвать Северина эксцентриком. Чудаки не режут по ночам ящериц, чтобы посмотреть, как они устроены и что там стоит исправить. У подобных типов хватает чувства юмора и такта радоваться миру такому, какой он есть. Оставалось только смириться с очевидным – Северин сошел с ума. Слетел с катушек, как метко выразился Густав Гаспар, выслушав мой рассказ.

Следующее утро выдалось пасмурным и холодным. Всю ночь шел дождь, к рассвету выродившийся в колючую морось, и выходить из дома совсем не хотелось. К тому же я почти не спал: Лобо определенно решил свести меня с ума и полночи выл так, что даже спрятав голову под подушкой, я не мог избавиться от этих отвратительных звуков. В итоге наутро я чувствовал себя окончательно разбитым, и добраться до пляжа мне стоило немалых усилий.

Смотрителя я заметил, только подходя к навесу. Он шел по колено в воде и с трудом тащил что-то к берегу, постоянно останавливаясь и переводя дыхание. Волны захлестывали его, норовя сбить с ног, гавайская рубашка вздымалась на ветру, словно парус жизнерадостной яхты. Увидев меня, он замахал рукой, и я поспешил на помощь.

Вдвоем мы выволокли на песок крупную рыбу. Ее плотная чешуя отливала синим металлом. Я не верил своим глазам. В голове словно взорвалась бомба – кажется, так писал профессор Смит, которому впервые выпала честь встретиться с этим созданием. Латимерия – рыба-целакант, живое ископаемое, чудовище из прошлого…

Густав устало сел на землю, раскуривая огрызок сигары.

– Это же надо, – сказал он. – Рыба с ногами…

Я рассеянно заметил, что это плавники. Густав покачал головой.

– Нет, мне не понять эту рыбу – Бог ее вне пределов моего Бога. Шекспир, кажется. Я начинаю понимать, что он имел в виду.

На мгновение смотрителя скрыли клубы густого дыма. Сидя над таинственной рыбой, он был похож на Челленджера в зените славы.

– Кстати, я уже видел подобную тварь, но никак не думал, что она существует на самом деле. Тут у одного парня есть чучело – всегда думал, что это подделка. Умный парень, но со странностями. Пару лет назад он сделал железный шар, чтобы спускаться под воду и смотреть, как там рыбы живут. Думаю, вас надо познакомить.

Я перевел взгляд с латимерии на Густава.