— Хочу, папа.

В комнату вошел Анатолий. Гена по привычке вскочил. Игорь Сергеевич горько усмехнулся.

— Потолковали? — спросил Анатолий.

— Ты вот что, — обратился Игорь Сергеевич к сыну, — ты ему, Анатолию, верь, как мне. Понял? Как мне!

— Понял, папа.

— Что матери передать?

Гена пожал плечами, закрыл рукавом глаза. Заикаясь, по-детски сказал:

— Скажи, что б-больше не буду.

Игорь Сергеевич длинной своей ручищей охватил плечи сына, сжал, отпустил и кивнул Анатолию.

— Можешь идти, — сказал Анатолий Гене.

Антошка не раз звонила Воронцовым. Звонила, когда заведомо знала, что Анатолия нет дома. Не называя себя, она нежнейшим голосом справлялась, когда можно застать Анатолия Степановича. Цель была невысокая — позлить Катину родню и отвести душу. На этот раз она позвонила поздно вечером. Сначала подошла Катя, потом Анатолий.

— Мне очень нужно тебя видеть, — сказала Антошка, — срочно.

— Приезжай, пожалуйста.

— Можно?

— Почему же нельзя?

Никто из знакомых Анатолия к Воронцовым не заходил, встречался с ними Анатолий на стороне. Он привык к тому, что все дела, занимавшие его мысли, и люди, имевшие отношение к его делам, были за пределами этой чужой квартиры. Сюда он сам приходил по инерции, ругая себя и не находя сил осуществить давно принятое, единственно разумное решение.

Все правильные выводы, которые приходили на ум, когда он наедине с собой или в беседах с Ольгой Васильевной обсуждал свою нескладную жизнь, теряли силу в присутствии Кати. Он видел в ней жертву родительской глупости, терялся, когда она плакала, верил, что она его любит. Обдуманная твердость казалась ему в такие минуты недопустимой жестокостью, и окончательное решение снова отодвигалось в будущее. Ничто так легко не откладывается до бесконечности, как правильные, но трудные решения.

Когда Антошка спросила, можно ли приехать, он действительно не понял, почему бы ей этого не сделать. Ему и на ум не пришло, что ее приход может не понравиться Кате. Предвидеть такое он был не способен.

— Кто это? — спросила Катя.

— Антошка, дочь Ольги Васильевны.

— Забавно, — протянула Катя. Она узнала голос, досаждавший ей по телефону, но только сейчас поняла, что он принадлежит Антошке. В ее представлении Антошка была еще маленькой девчушкой, которую она когда-то видела, навещая Ольгу Васильевну. — Что ей нужно?

— Не знаю, наверно мать что-нибудь поручила. Придет, расскажет.

Вечер выдался благополучный. Они сходили в кино, счастливо избежали в разговоре больной темы и мирно занимались каждый своим делом. Анатолий писал и перечеркивал отчет о ходе педагогического эксперимента, запрошенный начальством, а Катя перелистывала комплект польского журнала мод. Стариков дома не было, отбывали повинность на каком-то юбилее, где обязательно нужно было показаться.

Антошка выглядела необычно. Уголки глаз были оттянуты черным карандашом чуть не до ушей. Новая прическа придала ее мальчишескому лицу залихватское выражение. Пестрая кофточка была стянута до полной узости на тонкой талии. Анатолий не знал, что она явилась в полном вооружении на поединок с Катей: «Смотри и сравнивай, кто из нас лучше».

Она вошла размашистым шагом, ничем не выдавая своего смущения, говорила в полный голос, протянула Кате руку, как старой знакомой, и уселась в первое попавшееся кресло, как будто бывала здесь запросто. Она не удостоила взглядом обстановку продуманного уюта, созданного Катей, и сразу же приступила к подробному рассказу о поездке в спортивно-трудовой лагерь.

Антошка впервые видела Анатолия в семейной обстановке, видела рядом женщину, которая имела право называть его «мой муж», и ей захотелось зареветь, броситься вон из этой квартиры. Поэтому она чересчур звонко и весело, не к месту смеясь, рассказывала о комиссарах, об испорченных мальчишках, ставших такими славными спортсменами и музыкантами. При этом она смотрела на Анатолия, улыбалась ему, как будто никого больше в комнате не было.

Анатолий слушал с интересом, но не понимал, какая срочность в этом рассказе, почему Антошке потребовалось примчаться к нему именно сегодня вечером. Что-то в ее поведении показалось ему искусственным, неискренним, но разобраться в ее чувствах он и не пытался. Антошка сама сообразила, что пора как-то оправдать свой поздний визит.

— Понимаешь, нужно срочно решить с Леней Шрамовым. Это мысль Марата Ивановича, и ребята ее поддерживают.

— Какая мысль и какие ребята?

— Комиссары хотят взять его на поруки. Но не так, как берут обычно, лишь бы взять, без всякой ответственности. Они подадут в деканат заявление по всей форме. В случае, если их порученец — ну, не порученец, а тот, кого они берут, — сорвется и совершит какое-нибудь преступление, то пусть с них удержат месячную стипендию. Со всех комиссаров. Молодцы, Толя. Правда? Скажи, разве не молодцы?

— Не возражаю.

— А у себя в общежитии они выделят койку и будут жить вместе, помогут учиться. Вот я и договорилась, что они Шрамова возьмут.

— За всех распорядилась, — рассмеялся Анатолий, повернувшись к Кате и приглашая ее принять участие в разговоре. — И за прокурора, и за судью, за всех.

Катя продолжала перелистывать журнал, как будто ее совсем не интересовала эта взбалмошная девчонка.

— Я потому и пришла, — тоном обиженного ребенка сказала Антошка, — чтобы ты распорядился.