При этом вся структура организации власти в Третьем Рейхе была такова, что Гитлер оставался единственным элементом, объединяющим ее в единое целое, как, впрочем, бывает во всякой абсолютной монархии: «Из-за огромной раздробленности правительства в Третьем Рейхе основные сферы политики были связаны между собой только через Гитлера. Обсуждение политических вопросов приводило Гитлера к дискуссиям с разными людьми (такими, как Гиммлер, в вопросах расовой политики и оккупированных территорий, или как Борман и Ламмерс [479] — в вопросах, касающихся внутренних дел), либо к замене руководителей оборонных предприятий и военного командования (в связи с вопросами по производству военного снаряжения, оружия, боеприпасов и военной стратегии). Однако Гитлер оставался единственной нитью, связывавшей воедино отдельные ниточки этой паутины» [480] — и без Гитлера было невозможно решить ни одного серьезного вопроса.

Это, очевидно, раздражало многих в Третьем Рейхе — не одного Фрика. Поэтому неудивительна попытка создать единый коллективный орган руководства, призванный решать серьезные вопросы помимо Гитлера. Ее предприняли два крупнейших бюрократа в нацистском государстве — Мартин Борман и Ганс Ламмерс — взявшие в компанию крупнейшего военного бюрократа — безынициативного и нерешительного, но профессионально грамотного и работоспособного фельдмаршала Вильгельма Кейтеля. [481] Не случайно, что эта попытка пришлась на январь 1943 года — критический, переломный момент всей войны.

«Был учрежден Комитет трех, включавший Ламмерса, Кейтеля и Бормана — Геринг саркастически назвал их Тремя Королями [482] . Между январем и августом 1943 года Комитет провел одиннадцать заседаний». [483]

Психологически ситуация очень напоминала ту, что сложилась в 1921 году в советском руководстве в связи с тяжелой болезнью Ленина: тогда тоже начались игры во всякие двойки и тройки, пытавшиеся заменить постепенно устранявшегося единого вождя, — все это не привело ни к каким конструктивным результатам, пока новый человек не оказался единственным обладателем всей полноты власти в стране — с соответствующими результатами для всех остальных, объясняющимися, главным образом, индивидуальными особенностями этого человека, о которых ниже.

Гитлер в январе 1943 года тоже оказался «болен» — не физически (хотя его здоровье, повторяем, оставляло желать лучшего), но политически: создание такого Комитета определенным образом отразило тень недоверия к нему со стороны его ближайших соратников — и никак не могло его порадовать. Однако, в отличие от Ленина, Гитлер физически оказался достаточно крепок — и никуда не устранился. Характерно при этом, что ему, вроде бы, не пришлось принимать никаких мер против этого Комитета: все принципы прежней организации власти сработали на Гитлера — все его соратники, не включенные в этот Комитет, немедленно включились в борьбу с этим последним.

«Геринг, Геббельс, Шпеер и прочие из нацистской верхушки, не вошедшие в этот комитет, последующие несколько месяцев провели в интригах, направленных на его подрыв. /…/

Комитет трех был решительно настроен на труд во благо фюрера и ни разу не принял ни одного решения, которое бы шло в разрез с выраженными желаниями Гитлера» [484] — но и это не сохранило тройку: «провал оказался демонстрацией окончательной несовместимости любой систематической администрации с деспотической и бессистемной властью фюрера», [485] которая, таким образом, подтвердила-таки свою незыблемость и несменяемость — покуда оставался жив весь Третий Рейх.

Вопрос лишь в том: действительно ли оппозиция со стороны Геринга, Геббельса и прочих лишила власти этот Комитет или на то нашлись какие-то другие причины?

К этому нам предстоит возвращаться.

Заметим, однако, что данный стиль руководства, явно в позитивную сторону отличающий Гитлера от иных диктаторов, отражал не столько личностное превосходство Гитлера над окружающими, сколь определенный дефицит такого превосходства.

Сталин в сложнейших ситуациях мог проявлять весьма гибкие и вариабельные подходы к своим оппонентам, переубеждая и уговаривая их, подчиняя себе, обманывая и обыгрывая их или, совсем наоборот, унижая и уничтожая непокорных. При этом почти никто не мог выдерживать целенаправленного психологического давления со стороны Сталина, если подвергался таковому — включая весьма небесталанных и очень волевых людей, прославившихся в годы Гражданской войны несгибаемой твердостью и предельной беспощадностью.

Троцкий, Склянский и еще немногие умели сохранить свой дух и не растерять собственные мысли при неотразимом давлении Сталина — и все они расплатились за это умение собственными жизнями. При этом почти никто из них не мог даже временно подчинить себе Сталина или радикально повлиять на него — это получалось лишь у Ленина, которому Сталин почти беспрекословно повиновался — до поры до времени, а иногда — у Свердлова, умершего, однако, еще в 1919 году.

В этом смысле Гитлеру было очень далеко до его основного внешнеполитического конкурента. В отличие от Сталина, Гитлер годами терпел психологическое превосходство многих своих соратников, отличавшихся самостоятельностью, волей, упорством и непреклонностью. При прямых столкновениях с ними Гитлер предпочитал отступать и уступать.

В Третьем Рейхе это отмечалось многими, например: «Гитлер, как это он всегда делал, столкнувшись с твердостью собеседника, начал отступать» [486] — это гросс-адмирал Редер о Гитлере, которого он уже очень хорошо знал ко времени, когда происходил конкретный эпизод, к которому относилась эта реплика — в начале 1943 года (опять — начало 1943 года!). Заметим, что сам Редер и был настоящим профессиональным капитаном — и прямых столкновений с ним не мог выдерживать Гитлер!