Итак, только расстреляно было 416 генералов и адмиралов — больше половины имевшихся, причем высшие (от комкора до маршала) — практически все!

Раритеты типа К.Е. Ворошилова, С.М. Буденного, С.К. Тимошенко и Б.М. Шапошникова — утешение довольно жалкое!

Трудно не процитировать комментарии соответствующих авторов: «Как видим, слухи о разгроме армии сильно преувеличены»! [936]

И еще: «если бы товарищ Сталин не ограничился полумерами, если бы не останавливался на достигнутом, не почивал бы на лаврах, а проявил бы чуть больше решительности и усердия в очищении армии, то народу, стране и самой армии от этого было бы лучше.

И не упрекайте меня в кровожадности, это не я, это статистика говорит: мало товарищ Сталин их стрелял»! [937]

А вот противоположная точка зрения, изложенная в служебной записке маршала Г.К. Жукова от 22 августа 1944 года: «Мы не имели заранее подобранных и хорошо обученных командующих фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Во главе фронтов встали люди, которое проваливали одно дело за другим (Павлов, [Ф.И.] Кузнецов, Попов, Буденный, Черевиченко, Тюленев, Рябышев, Тимошенко и др.)

… Людей знали плохо. Наркомат обороны в мирное время не только не готовил кандидатов, но даже не готовил командующих — командовать фронтами и армиями. Еще хуже обстояло дело с командирами дивизий, бригад и полков. На дивизии, бригады и полки, особенно второочередные, ставились не соответствующие своему делу командиры…

Каждому из нас известны последствия командования этих людей и что пережила наша Родина, вверив свою судьбу в руки таких командиров и командующих». [938]

Впрочем, Жуков для Суворова — не авторитет!..

Еще недавно автор этих строк сам считал именно гибель этого генералитета основной причиной невероятного снижения качества командования Красной Армии, пришедшегося на время Второй Мировой войны. [939] Однако в самые последние годы автору случилось ознакомиться с мнениями некоторых военных профессионалов, высказанных в частных беседах.

Один из них (отставной полковник Генерального штаба, естественно — не выбившийся в генералы!) объяснял характер работы высших штабов таким примерно образом: капитаны решают конкретные задачи, майоры увязывают решения капитанов в единое целое, подполковники уясняют общее разработанное решение, полковники правильно докладывают его выше, а генералы грамотно расписываются в тех местах, которые им указывают!..

Даже если в такой картине содержатся некоторые передержки, то все равно, так или иначе, достаточно ясно, что эффективность работы штаба зависит, прежде всего, от грамотности, профессионализма и слаженности всего его офицерского состава.

Репрессии же 1936–1939 годов (и в армии, и в гражданском секторе) осуществлялись по кустовому принципу: за каждым арестованным врагом народа тянулся шлейф из его ближайших родственников, знакомых и, главное, сослуживцев.

Вместе с пятью сотнями репрессированных генералов и адмиралов сажались и увольнялись из армии их ближайшие подчиненные. А кто ближайшие подчиненные у командира? Такие же командиры, но уже более низкого уровня, а также — штабисты из его штаба. Это и соответствует известному общему числу вычищенных из армии и флота офицеров в размере около 20 тысяч человек, что и сочтено авторитеными специалистами по армейской истории в качестве достаточно невысокого процента репрессированных: подумаешь — уволено по политическим мотивам или репрессировано 16 584 человека из 206 тысяч! [940]

На деле же пять сотен арестованных генералов и адмиралов означали приблизительно пять сотен полностью разгромленных и парализованных штабов, а это — практически все штабы частей и соединений в армии и флоте, поскольку военные, даже не подвергшиеся непосредственным репрессиям, вынужденно перемещались для занятия освободившихся должностей — это, кстати, создавало колоссальный стимул для писания доносов на коллег и начальство!

Все строевики и все штабисты, таким образом, поднимались на новые должности, на две-три ступеньки выше прежних; были ли эти прежние ранее освоены ими вполне профессионально — это тоже можно предполагать с известной натяжкой.

Таким образом, контингент работников всех штабов замещался накануне 1941 года людьми, не имевшими никакого опыта работы на тех конкретных должностях, на которых они оказались к началу войны, а также, что немаловажно, как правило не имевших и ни малейшего опыта работы друг с другом. Причем устоявшаяся доносительская система не способствовала и установлению сугубо человеческих, личных контактов, а без этого невозможна никакая служебная спаянность. Все это возникало позднее — среди уцелевших уже в ходе самой войны. И офицерский и генеральский корпус уже после войны снова был достаточно сплоченной и организованной силой, с которой приходилось считаться и Сталину, и его преемникам.