Покажем, что в момент регистрации свадьбы, в мае 1842 года, стороны могли иметь очень различные и запутанные мотивы для своего поведения.

Взрыв страстей, несомненно сопутствовавший разрыву Марии Анны с Георгом накануне рождения ее сына, лишил, кроме всего прочего, и Георга, и Иоганна Непомука всяческих надежд на сокровища Шикльгруберов, о которых они, возможно, знали даже больше, чем сама Мария Анна в момент своего возвращения.

Георга, очевидно, это поначалу не сильно озаботило — полученное оскорбление казалось весомее!

Но вот Иоганн Непомук смириться с этим не захотел. А вероятнее всего, для него это и не являлось неудачей, а было только естественным, хотя и не оптимальным промежуточным ходом в долгой и упорной игре, на которую он решился. Ему понадобилось затем целых пять лет на то, чтобы сначала помириться со старшим братом, а потом и уговорить его возобновить вопрос о женитьбе на Марии Анне.

До братьев, к тому же, должны были доходить и вести о несостоявшейся родственнице, из которых, с одной стороны, следовало, что она по-прежнему незамужем, а с другой — что она не очень-то и нуждается в средствах. Для заинтересованных и внимательных наблюдателей это должно было усиливать впечатление о наличии спрятанных семейных сокровищ.

Потом, возможно, понадобилось уговаривать и ее — забыть обиды и простить прежнего возлюбленного. А вот удалось ли это или она только сделала вид, что ее уговорили — это остается неясным в силу того, что мы обсудим чуть ниже.

Теперь зададимся таким интересным вопросом: а в чем должен был убеждать Иоганн Непомук своего старшего брата, стараясь наладить с ним лояльные отношения в период между 1837 и 1842 годом?

В том ли, что маленький Алоиз фактически является сыном Георга, или, наоборот, что Алоиз является сыном Иоганна Непомука?

Как на самом деле обстояло дело — этого мы, повторяем, не знаем, да и Георг не знал!

Представляется, что первый вариант был совершенно не в личных интересах Иоганна Непомука: брат, уверовавший в то, что его возлюбленная ему не изменяла и что ребенок является его собственным сыном, получал великолепную перспективу обзавестись одновременно женой, сыном и семейными сокровищами в придачу! Вот это-то последнее никак не могло устраивать Иоганна Непомука, судя по всему последующему!

Последний, наоборот, должен был бы поначалу покаяться и повиниться перед братом в совершенном грехе, свалить всю вину на женщину (стандартное поведение подонков, соблазнивших жену или подругу друга или родственника, но заинтересованных в сохранении хороших отношений с последним), а уже затем, восстановив таким образом братские взаимоотношения, уговорить брата отомстить неверной женщине тем жестоким и изощренным способом, какой и был применен, хотя при этом все-таки неясно, насколько Георг оказался полностью посвящен в детали замысла брата.

Этот замысел совсем не обязательно должен был состоять именно в том, чтобы заполучить Алоиза в собственный дом — едва ли Иоганн Непомук мог заранее твердо полагаться на то, что удастся оторвать ребенка от матери. Поначалу, возможно, рассчитывалось просто на то, что Георг, оказавшись в ближайшем соседстве со старым Шиккельгрубером, сможет самостоятельно обнаружить местонахождение клада — именно в этом мог состоять исходный план, согласованным братьями.

Понятно, что в принципе было возможно выследить старика в момент свидания с его возлюбленными сокровищами, никак затем не проявлять внешне тот факт, что тайна раскрыта, а еще позднее приступить к тайному похищению.

Не исключен был и вовсе мягкий подход младшего брата к последующей кампании: покаявшись и повинившись в своем грехе (как мы полагаем, совершенно ином, нежели было на самом деле!), Иоганн Непомук склонял теперь старшего брата все же простить неверную женщину и жениться на ней — поскольку он и она все еще, возможно, любят друг друга! Мотив мести при этом мог вообще не подниматься, а Иоганну Непомуку для начала было бы достаточно лишь запустить доверенного агента в дом к Шикльгруберам.

Так или иначе, но состоявшаяся женитьба сама по себе вовсе не означала, что Георг полностью простил возлюбленную. Ничего удивительного не было и в том, что он и не признал ребенка своим — это могло быть выше его сил, да это могло и не входить в заранее намеченный план, возможно согласованный братьями.

Заметим, что тут возникал еще один вполне определенный мотив (совершенно трезвый и не зависящий от того, что сам Георг уже в данное время думал о происхождении сына своей жены) для того, чтобы Георг не признавал теперь официально Алоиза своим сыном: такой акт совершенно автоматически привел бы к изменению фамилии ребенка.

А вот это могло быть и не совсем желательным фактором в затеянной игре: пока ребенок сохранял фамилию Шикльгрубер, это должно было все-таки как-то усиливать заинтересованность в нем и ответственность за него у старого деда Иоганнеса Шиккельгрубера.

Это могло стать дополнительным фактором давления уже непосредственно на него — с целью склонить его к обеспечению внука богатым наследством, если братья с самого начала нацеливались именно на такое развитие сюжета.

В то же время вполне можно предполагать, что один только вид маленького человечка, игравшего в доме и во дворе и ужасно похожего на его брата (и, добавим, на него самого!), не мог приводить Георга в лучшее настроение — ведь больше детей у него и у его жены уже не могло быть! И в этом Георг, вполне вероятно, был достаточно искренен.