Есть предание, что сюда поднимался Иван Грозный, чтобы смотреть на площадь, когда исполнялись его приговоры.

Быть может, и поднимался Иван Грозный, но только на другую башню этот каменный шатер построен после него, в XVII веке. На эту вряд ли поднимались цари как на смотровую площадку, потому что слишком тесно здесь: стою один и опасаюсь, как бы не упасть в проем лестницы. А двум-трем зрителям тут совсем неудобно. Конечно, прав С. П. Бартенев, который утверждает: "Прямое назначение башни было несомненно иное". Она построена там, где до нее имелась деревянная вышка с набатным колоколом. Был он и на этой - Царской башне. Звался - Спасский набат. По всей видимости, бил в него тот, кто дежурил на стене, откуда открывается вид на Зарядье, Китай-город, Замоскворечье. И что важно: не надо для этого было взбираться по высоким лестницам, тратить время - колокол находился под рукой...

А следующая, соседняя, башня, приземистая - Набатная. Название дает однозначный ответ о роли ее в ансамбле Кремля. В ней замечается некоторое сходство со Спасской башней, те же пропорции. Но она не столь высока, похожа на дозорную вышку.

Где ее набат? В колокольном проеме пусто. Висел тут колокол весом в 150 пудов, отлитый самим Иваном Моториным.

Этим колоколом в Кремль созвали разбушевавшийся народ в день грозного "чумного бунта". И за это Екатерина II приказала лишить колокол языка. Долго он висел безмолвный. Теперь его показывают как экспонат музея в Оружейной палате.

Только расстался с одной башней, как на пути встает другая Константино-Еленинская. Присмотревшись к ней, замечаешь следы заложенных в прошлом проездных ворот. До середины XVIII века тут проходили и проезжали в Кремль. Через эти ворота, они звались Тимофеевскими, уходили воины на поле Куликово.

– Следы устройства подъемного моста, рычагов мы нашли, зарисовали их и теперь представляем все так, что могли бы при надобности восстановить, рассказывает Алексей Васильевич Воробьев.
– Средневековые укрепления давно снесены. Башня служит много лет как хозяйственное хранилище. В ней, между прочим, шесть этажей.

Отсюда, от Константино-Еленинской башни, получившей название от стоявшей здесь церкви, недалеко до угла, где стена, повинуясь течению Москвы-реки, поворачивает и идет вдоль берега.

Хотя мы движемся по широкой, ровной, каменной дороге, стена все время незаметно меняет свою высоту, подчиняясь рельефу крутого холма. На нем, как на пьедестале, воздвигнут Московский Кремль.

"Местоположение Московского Кремля на горе, омываемой двумя реками, было выгоднее, чем положение Миланского замка, лежащего на равнине, вдохновило его строителей, и они вложили в свое дело всю мудрость военных зодчих эпохи Возрождения, возросшей на упитанной кровью почве железного Рима. Правила, данные гениальным римским архитектором и инженером Витрувием, в целости применены были в кремлевских строениях", - пишет С. П. Бартенев в своей книге о Кремле. Зодчие, возводя Московский Кремль, использовали опыт строителей Миланского замка и других сооружений, черпая его из арсенала современной им и древней архитектуры.

Зубцы, напоминающие формой букву "М", видел я над стенами миланского замка Сфорца. Но наш Кремль намного больше и несравненно живописнее, потому что москвичи надстроили башни шатрами, колокольнями, отчего они сделались выше, стройнее, сказочнее, перестали походить на бастионы, какими первоначально были.

Все в Кремле тогда предусматривалось для защиты от врагов, все было так, как предписывал Витрувий. План - многоугольный, чтобы видеть с разных сторон неприятеля, расстояние между стрельницами не превышает дальности выстрела метательного орудия. Башни прерывают ход по стене. А сами они либо круглые, либо многоугольные, чтобы труднее было разрушить стенобитными машинами. А бывшие некогда рвы, заполненные водой, двойные и тройные стены на подступах к Кремлю, подъемные мосты, опускные решетки перед воротами, тайники - все это теперь можно только вообразить. Зубец на стене, так поражающий каждого, кто его видит впервые, служил тоже не для украшения, а обороны: из-за него можно было стрелять, укрывшись толщью кирпича.

Так вот, вспоминая о делах давно минувших дней и недавней работе реставраторов, доходим до угла, самого ответственного места крепости. Тут выросла башня, которую называют Беклемишевской и Москворецкой. Стоит она вблизи Москвы-реки, отсюда ее последнее имя. Бартенев пишет о ней так:

"Самая изящная по пропорциям. Своей красотой в общем впечатлении Кремля, в симфонии его архитектурных форм Беклемишева башня дает чарующее созвучие".

Такой гармоничной ее построили не сразу. Об этом стало известно недавно.

– Мое открытие, - с гордостью говорит Алексей Васильевич Воробьев. Подходя к углу, он оживляется, стремится объяснить непосвященному суть этого открытия, для чего привычно и бесстрашно становится на край стены. Глядя, куда он показывает рукой, вижу довольно отчетливые следы старой кладки на теле башни. По ним Воробьев и доказал, что Беклемишеву башню первоначально возвели метров на 10 ниже!

А когда к ней подошла, спустившись с холма, восточная стена, то оказалось, что башня "не держит угол". Вот тогда-то и надстроили ее.

Машикули - проемы для обстрела врага сверху вниз - появились намного выше прежних первоначальных, заложенных кирпичом. Воробьев мерил их: размеры одинаковы, ширина такая же, как у тех, что нависают на несколько метров выше.

Да, много раз приходилось измерять стены и башни Кремля Воробьеву, чтобы сделать такое открытие.

В начале века С. П. Бартенев, восхищаясь ее красотой, еще более поражен был тем, что за сотни лет она не подверглась капитальному ремонту, не знала "порух".