Есть люди, которым строгий начальник нравится больше, чем ласковый, поглаживающий по спине. До войны Кожек не только не служил в армии, но и людей-то в военной форме встречал редко. Год назад председатель колхоза дал ему старенький дробовик для охраны скота от хищников. Кожек таскал его за плечом, а стрелять ни разу не пришлось. Военное обучение давалось ему очень трудно. Его непослушный язык долго не мог выговорить по-русски название частей винтовки, а привыкшие к простору степи нерасторопные ноги никак не могли приспособиться к четкому строевому шагу. И потому-то Ержан, Зеленин, Добрушин втроем «гоняли» его, пока он не усвоил «науку». И все трое очень злились. Зеленин был более терпелив, но Добрушин выходил из себя и кричал на Кожека: «Тьфу, чучело! Это бог покарал меня за мои грехи!»

Или, махнув рукой, говорил в отчаянии: «Да ну тебя! Поедешь на фронт так, для счету. Все равно тебя кокнут, это как пить дать! Умирать без строевого шага даже лучше: вроде как дома. Иди к черту, отдыхай!»

Из всей этой тирады Кожек понял одно только слово — «чучело» — русские выставляют такие пугала на своих огородах, чтобы пугать птиц. О смысле же других слов он догадывался только по движениям рук Добрушина и по выражению его лица. Кожек стыдился своей темноты и в душе упрекал родителей, не научивших его грамоте.

Чаще других и терпеливее других возился с ним Ержан, проявивший в этом случае способности педагога. Ержан легко подбирал простейшие примеры, объясняя сложное взаимодействие различных частей винтовки и пулемета. На доступном ясном языке он втолковывал эти знания Кожеку. Так узнал Кожек и основы тактики. «Тот, Добрушин, вертлявый какой-то, неуседливый. Никак не возьму я в толк его обучение, не пристает оно ко мне», — жаловался Кожек Картбаю.

А Ержан все больше увлекался занятиями. Понимая, что Кожеку трудно, он учил его отдельно от других, а иногда и в часы, когда другие отдыхали. Кожек не сердился, хоть Ержан его основательно изматывал. Опыт жизни подсказывал ему, что, как ни строг Ержан, а человек он добрый. Бывало, Кожеку сильно доставалось: на голову его дождем сыпались упреки и наставления, но Кожек не принимал их близко к сердцу, зная, что «мальчик скоро остынет».

Постепенно Кожек привязался к Ержану, полюбил его. Как знать, может быть, он видел теперь в молодом командире будущее своего сына? Во всяком случае, он был убежден, что Ержан пойдет далеко, если останется жив.

Порою Кожек мучился, пытаясь разгадать, как относится к нему Ержан. Может быть, он считал его мешком набитым, вроде того, на котором боксеры тренируют мускулы своих рук? Но и эти сомнения не убивали его любви к командиру.

На рассвете товарный поезд подошел к какой-то большой станции и остановился. Кожек спрыгнул на землю, немного походил вдоль вагонов, чтобы согреться, и побрел к вокзалу. Пожилая казашка, вероятно, дежурная, стояла в дверях.

— Скажите, келин, поезд долго простоит? — спросил он. Эта женщина годилась ему в женге, и своим обращением он хотел ее развеселить. Не таким уж он был простаком.

— Этот, товарный, что ли? Еще с час простоит, — ответила женщина.

Внутри вокзала было сумрачно. В углу, склонившись, сидели четыре женщины, дремали. От голоса Кожека они очнулись.

— Вот, на войну еду, — сказал Кожек.

— Е-е, счастливого пути! Все уезжают: мужья наши, сыновья, братья. И мой кайным уехал, — откликнулась дежурная.

— А я, глядите, отстал, выполняя задание командира. Не видели, когда прошел здесь воинский эшелон?

— Да со вчерашнего дня они часто проходят. Последний прошел часов шесть назад.

Кожек постоял, размышляя, потом сказал:

— Рассвет-то холодный. Продрог. Не найдется ли у вас кипятку?

Женщины, разбуженные разговором, сидели, нахохлясь. «Беу», — бормотали они. Но при последних словах Кожека оживились, захлопотали.

— Как не быть! На платформе есть кран с горячей водой.

— Жамиля, сходи принеси. Вот тебе чайник.

— Эй, Магрипа, достань чай, что мы купили в поезде.

Спустя некоторое время Кожек в кругу трех женщин без передышки пил красноватый жидкий чай. Понятно, этот чай не идет ни в какое сравнение с домашним чаем, но он не уступит армейскому. Кожек согрелся, отвлекся от тревожных размышлений и стал чувствовать себя лучше.

И тут неожиданно в боковой двери показался Зеленин. Глаза Кожека округлились. Изумленный, он вскочил с места.

— Уй, тауарищ сержант! Вы тоже отстал? Я тоже отстал. Вы знаешь... Вместе поедем, — забормотал он, позабыв о воинской субординации. Схватив Зеленина за рукав, он стал трясти его руку.

Война объединяет самых разных людей. Раньше у каждого был определенный круг родных и знакомых, был привычный с детства мир. Служащий какого-нибудь небольшого учреждения знал немногих товарищей по работе, своих друзей и единомышленников, а с другими людьми сталкивался либо на улице, либо в пути, и эти встречи были мимолетны. Колхозник хорошо знал таких же, как он сам, колхозных тружеников, а с другими людьми встречался лишь во время своих наездов в район или в город. Теперь люди соединились, перемешались, вместе проливают пот, роют окопы, едят из одного котелка. Люди разных профессий и специальностей, разных навыков и привычек перешли на одну общую специальность, на одну профессию. Их судьбы, их стремления и надежды едины. Волею войны столкнувшись друг с другом, они неожиданно становились друзьями.