Принятую за основу простую и гениальную своей простотой неотразимую комбинацию — один молодой любовник на двух полковников — нужно было развивать на фотографиях во всех направлениях и со всеми вариациями.

Вот Редль с молодым человеком в постели, а вот с ним же — Занкевич; вот вполне одетый Редль на ступеньках Венской оперы вместе с тем же Иксом, тоже, конечно, одетым, а вот с последним на тех же ступеньках — снова Занкевич.

А вот все они трое вместе в массовой сцене, тоже где-нибудь в оперном фойе, в ресторане, в музее или на прогулке в парке: вроде бы знакомы, а может — незнакомы; но вокруг них вполне узнаваемая публика, которая может подтвердить при необходимости: да, это мы, а этих людей знаем в лицо или даже по имени — и неоднократно встречали вместе.

А вот и тот же Икс в служебном кабинете у Редля — что-то докладывает непосредственному начальнику.

А можно было бы сделать и фотомонтаж — все трое голые в обнимку: если попадутся две-три фальшивые карточки из предъявленных тридцати или сорока, да еще и искусно изготовленные, то никакая экспертиза этого не поймает, да никто такую экспертизу и проводить не будет: сразу все ясно!

Наснимать всего этого можно было видимо-невидимо, особенно если сам молодой Икс — человек толковый, понимает, что от него требуется, и полностью в курсе общей цели операции.

Время позволяло долго и упорно следовать по этому пути — и насобирать материал, который убедит любого и каждого: Занкевич не только гомосексуалист, но и шпион, поскольку состоит в долговременной интимной связи с настоящими австрийскими контрразведчиками!

Вот с этим не побежишь жаловаться к собственному начальству: никакое начальство ничему уже не сможет поверить, узрев такие картинки, а просто по-дружески предложит застрелиться, не то и само застрелит!..

И такая блестящая задумка не могла не сработать!

Вербовка Занкевича Редлем произошла, как мы полагаем, в Вене (приезжать Занкевичу в Прагу было незачем, да и привлек бы он там к себе слишком много постороннего внимания) в конце марта или начале апреля 1913 года — открутиться от предъявленной пачки фотографий Занкевичу было невозможно. Взял ли Редль с него какую-либо расписку — этого мы не знаем. Но Батюшин справедливо отмечал, что подобные расписки особой роли играть не могут; их нетрудно и подделать — добавим мы.

А вот что заведомо было проделано — это вручение Редлем денег, предназначенных для поднятия настроения Занкевича, наверняка убитого происходящим разворотом событий. Это должно было быть немаленькой общей суммой — и обязательно в рублях, которые при любом последующем развитии событий должны были вызвать минимум подозрений у соотечественников и коллег Занкевича.

И на вербовку, и на использование денег, предназначенных для Занкевича, Редль должен был получить санкцию у собственного начальства. Поскольку Редль уже не состоял на службе в Эвиденцбюро, то главным начальником — и по непосредственному служебному положению, и по многолетней совместной работе по программе Агента № 25 — был и оставался генерал Гизль. Наверняка Редль должен был постараться и платить деньги Занкевичу не из собственного кармана, а из каких-либо фондов, контролируемых корпусным начальством (там тоже занимались и разведкой, и контрразведкой), а то и самим эрцгерцогом.

Соответственно и этот последний должен был оказаться в курсе новой разведывательной операции: в интересах и Гизля, и Редля было информировать высшего шефа и заполучить его одобрение и поддержку. А уж вербовка российского военного атташе должна была оказаться операцией, беспримерно важной по своим масштабам и перспективам!

Редль не обязан был посвящать Гизля и Франца-Фердинанда во все свои профессиональные тонкости (хотя Гизль, как мы помним, тоже был разведчиком-профессионалом высокого уровня) и, в частности, доводить до них сведения о собственном гомосексуализме.

Но в данной ситуации это было не обязательно и по ходу дела: Редль вполне мог придерживаться перед начальством версии, что его собственное гомосексуальное поведение, запечатленное на фотоснимках, является чистейшей инсценировкой.

Икс ведь мог быть (а может быть — и действительно был таковым!) не одним любовником на двух полковников, а любовником одного лишь Занкевича, а Редль и Икс совместно могли лишь разыгрывать перед объективом совместную сексуальную близость — это был бы вполне удобоваримый вариант для внутренних объяснений Редля! При этом, однако, требовалась безоговорочная преданность Икса, который не должен был при почему-либо возникшем расследовании давать опровергающие показания.

У Икса, таким образом, оказывались в руках нити, на которых держалась если не жизнь Редля, то его карьера — и личные отношения внутри этой пары приобретали колоссальное значение для каждого из них.

При завершении вербовки Занкевич не должен был, разумеется, получить ни одного экземпляра фотографий, которые продемонстрировал ему Редль — это могло оказаться слишком опасным обоюдоострым оружием, которое Занкевич мог пытаться использовать и против Редля.

Вообще вся эта сцена вербовки была крайне напряженной: жизнь Редля висела по существу на волоске — у Занкевича возникал сильнейший мотив оборвать ее. Гарантией Редлю служила лишь убежденность Занкевича в том, что у показанных ему фотографий имеются негативы и дубликаты, которые и делают убийство Редля абсолютно бесполезным для Занкевича.