Кубичек, поступивший затем в музыкальное училище в Вене и поселившийся вместе с Гитлером, через некоторое время с удивлением установил, что последний вовсе не поступил в Академию искусств, как уверил всех в Линце, а просто проводит теперь время в полной праздности! [667]

Но убийство матери стало определенным перебором.

Если прочие родственники Гитлера, умершие в 1902–1906 годах были все же стариками (не исключая и его отца), то мать Гитлера шпитальцы помнили и не очень давно видели как молодую и цветущую женщину. Затихшие было подозрения вспыхнули вновь — и они накатали донос на Гитлера, который, ввиду его чудовищности, полиция сначала не желала принимать, а потом заведенное на Гитлера дело отправилось блуждать по инстанциям, пока не достигло полицейского управления города Вены.

На этом судьба Гитлера и завершилась бы самым справедливым образом — достаточно было эксгумировать останки его родственников и установить несомненное мышьяковое отравление. Но так не произошло.

Полиция Вены, напоминаем, находилась в чрезвычайно дружеских отношениях с военной контрразведкой; вот так совершенно необычное дело Гитлера и попало к подполковнику Редлю — и он не мог не заинтересоваться столь оригинальным молодым человеком.

Редль любил играть в кошки-мышки — история вербовки Занкевича с несомненностью это подтверждает. Вот и Гитлера Редль дожимал целых два года.

Сначала Редль напустил на Гитлера евреев, которым последний сбывал фамильные драгоценности, и те, науськивыемые Редлем, постарались основательно обчистить Гитлера.

Чего стоит эпизод, который Мазер начинает с цитаты из «Майн Кампф»: «/…/ Гуляя однажды по центру города, я вдруг наткнулся на существо в длинном кафтане с черными пейсами». Кубицек, который старается подтвердить и дополнить описания друга, дает подробное описание и этого эпизода. Он рассказывает, что Гитлер, изучая в Вене «еврейский вопрос», посещал даже синагогу и однажды выступил в полиции свидетелем против задержанного еврея в кафтане и сапогах, из числа тех, что обычно торговали на улицах и площадях пуговицами, шнурками, подтяжками и другими подобными вещами. Он обвинялся в том, что занимался нищенством, и полиция якобы обнаружила в его карманах 3000 крон. Гитлер пишет, что после встречи с этим евреем [668] , которую многие биографы расписывают, не жалея фантазии, он с особым усердием начал изучать всю доступную антисемитскую литературу, чтобы получить максимум информации о евреях». [669]

Эпизод этот имеет вполне прозрачное содержание: Гитлер отдал определенную порцию драгоценностей и должен был получить от посредника ответные деньги. Вместо этого был разыгран фарс налета полиции — и деньги оказались якобы конфискованы, а Гитлеру было любезно предоставлено право оказаться официальным свидетелем. Кому затем достались эти деньги — вполне понятно: они были разделены (не известно лишь — в каких пропорциях) между всеми участниками фактически ограбления Гитлера. А ведь 3 тысячи крон — это, повторяем, порядка 75 — 100 тысяч современных долларов!

Нет ничего странного в том, что Гитлер начал тогда заражаться антисемитскими настроениями.

Занялся Редль и гомосексуальными контактами Гитлера, в которых последний к 1908 году уже имел несомненный опыт.

Мазер пересказывает эпизод, изложенный Кубичеком, в котором, вполне возможно, и идет речь о непосредственном знакомстве Гитлера с Редлем: «На углу Мариахильферштрассе и Нойбау-гассе однажды вечером с нами заговорил хорошо одетый мужчина приличного вида и спросил, чем мы занимаемся. Когда мы объяснили ему, что мы студенты, изучаем музыку и архитектуру, он пригласил нас на ужин в отель «Куммер». Там он предложил нам заказать все что хотим… При этом он рассказал, что он фабрикант из Феклабрука, не заводит знакомств с женщинами, так как они хотят только денег. Мне особенно импонировали его суждения о музыке, которая ему очень нравилась. Мы поблагодарили его за ужин, он проводил нас на улицу, и мы пошли домой. Дома Адольф спросил, как мне понравился этот господин… «Это гомосексуалист», — объяснил мне Адольф со знанием дела… Мне показалось само собой разумеющимся то отвращение и презрение, с каким Адольф относился к этому и всем другим сексуальным извращениям большого города. Он отвергал даже распространенный среди молодых людей онанизм и во всех сексуальных делах придерживался строгих жизненных правил, которые он намеревался установить и в своем будущем государстве». [670]

Последняя фраза вызывает, разумеется, скептическое отношение: ну как можно проверить, что кто-то отвергает онанизм — даже если это сосед по общей комнате? Да и не должен был Гитлер венского периода рассуждать о своем будущем государстве — это понятное сочинительство, отражающее гораздо позднейшую ситуацию.

Сличение же приведенной цитаты с подлинным текстом самого Кубичека показывает, что приведенной заключительной фразы там вовсе нет, но зато последующая домашняя беседа Кубичека с Гитлером завершилась тем, что последний предъявил другу визитную карточку «фабриканта», незаметно от Кубичека, как оказалось, переданную «фабрикантом» Гитлеру. На ней было надписано приглашение зайти к нему в гости в отель «Куммер».

Кубичек ужаснулся всему этому. Ему понравилось, что Гитлер резко негативно отозвался об этом соблазнителе и о противоестественных извращениях вообще. [671]

Вопреки верноподданничейским разглагольствованиям Кубичека, такого барьера у Гитлера в действительности не было: «мягко говоря, он не испытывал явного отвращения к гомосексуалистам»! [672]

Всю свою жизнь Гитлер откровенно восхищался многими известными гомосексуалистами: «Микеланджело был не единственным гомосексуалистом, которого взял себе за образец Гитлер. Он питал особенную склонность и к баварскому королю Людвигу II». [673]

Откровенным активным гомосексуалистом был, как известно, один из ближайших сподвижников Гитлера Эрнст Рем (Рём) (1887–1934): «Гитлер совершенно точно никогда не имел никаких иллюзий по этому поводу». [674]

В 1934 году Рем был уничтожен по приказу Гитлера — как и прочие руководители СА, якобы организовавшие заговор против Гитлера: «[Карл] Эрнст, еще один гомосексуалист из лидеров СА, в тридцатых годах как-то намекнул, что ему хватает нескольких слов, чтобы успокоить Гитлера, когда по политическим соображениям тот начинал жаловаться на поведение Рема. Возможно, именно поэтому он тоже был расстрелян». [675]