Рамери чувствовал себя страшно одиноким. Тишина и уединение пустыни благотворно действовали на него, а разговоры с анахоретом, молодость которого была полна волнений, очень интересовали его.

В это–то время он и устроил тайник, куда спрятал сфинкса – свое самое драгоценное сокровище.

Месяца за два до срока, назначенного Аменхотепом, отшельник умер, и Рамери остался один жить в древней гробнице, служившей им убежищем.

Он не подозревал, что вид нескольких золотых монет возбудил жадность человека, называвшего себя также христианином и приносившего раз в неделю провизию отшельнику. Он же продолжал исполнять эту обязанность и для Рамери, который держался менее строгого режима. Под влиянием алчности, человек этот вообразил, что в двух кожаных мешках, привезенных Рамери, находятся сокровища и решил убить скульптора, чтобы завладеть ими.

Однажды он доставил провизию не утром, как делал обыкновенно, а вечером, причем объявил, что хочет переночевать в гроте. Рамери согласился, ничего не подозревая. Когда же молодой человек крепко заснул, презренный убил его. В мешках же он нашел, кроме золота, документы, предписывающие римским властям оказывать всякое содействие подателю их.

Убийца перепугался и вообразил, что он убил важного сановника, проживавшего здесь по тайным причинам. Опасаясь следствия, он решил оставить с добычей страну, подняв предварительно тревогу в христианской колонии, чтобы отклонить поиски Рамери. Труп он решил бросить в погребальную яму. Когда же он вошел в темное помещение, где лежала его жертва, он был перепуган фосфорическим светом, исходившим из стены, и в ужасе бежал.

Вторично он ни за что не решился бы войти в это проклятое место. Для того же, чтобы скрыть труп он так искусно завалил вход, что непосвященный даже и не заподозрил бы существования второго помещения.

Усталая Эриксо, ничего не подозревая, заснула в комнате дворца Асгарты, куда провела ее одна из служанок. Сколько спала она, она сама не могла сказать, но когда проснулась, то лежала на низком диване, в большой подземной зале с зелеными колоннами.

Эриксо встала и с любопытством начала осматриваться. Рядом с залой находилась другая, полукруглая комната поменьше, с мебелью из сандалового дерева и с красными драпировками. Около стола с фруктами, вином и пирожными стояло кресло.

Молодая девушка была голодна и отведала всего. Затем она прошла на террасу, выходившую в сад, который и обегала по всем направлениям.

После обеда ее позвали к Аменхотепу. Маг объявил ей, что неотложное дело удерживает его здесь на несколько недель, но что потом они встретятся с Рамери в другом месте. Девушка покорилась. Она жила, окруженная царской роскошью, и Аменхотеп был очень добр к ней. Он учил ее, стараясь возвысить до себя ее мало развитый ум. Иногда она танцевала при свете луны на лужайке, раскинувшейся перед террасой, а мудрец, прислонясь к колонне и скрестя на груди руки, следил за ней суровым и глубоким взглядом.

Но скоро такая уединенная и монотонная жизнь надоела Эриксо и сделалась ей невыносима. Отвлеченные занятия были ей противны, и она сожалела о живой, полной развлечений жизни, какую вела в Александрии. Рамери не являлся, а Аменхотепа, казавшегося очень занятым, она видела все реже и реже. Наконец, пылким созданием овладело настоящее отчаяние. И вот однажды она, дрожа от гнева, ворвалась в кабинет мудреца и стала осыпать его упреками, что он обманул ее, обещая приезд Рамери, и предательски завлек ее в этот отвратительный дом, где скука убивает ее. Сцена эта закончилась ручьями слез, вызванными отчасти страхом за свой поступок. Аменхотеп, однако, не выказал ни малейшего гнева и спокойно выслушал все упреки. Когда дело дошло до слез, он приготовил питье и, подавая кубок Эриксо, продолжавшей плакать на ковре, приказал ей выпить его, прибавив:

– Завтра я дам тебе возможность увидеть Рамери.

Эриксо вскочила, улыбаясь сквозь слезы, и признательно поцеловала руку мудреца. Вернувшись к себе, она тотчас же заснула. Когда же проснулась, она очутилась в подземной зале, освещенной нежным, голубоватым светом. Около каменного стола, заваленного свитками папируса, сидел Аменхотеп.

– Где Рамери? – был первый вопрос молодой девушки.

– Ты его увидишь, – ответил мудрец, зажигая на треножнике уголья и бросая на них горсть белого порошка. – Ложись на ложе и жди, – прибавил Аменхотеп, давая ей полложки зеленоватой, клейкой массы, малоприятной на вкус.

Эриксо послушно проглотила ее, так как надежда видеть Рамери заставила ее позабыть все остальное.

С трепещущим сердцем ждала она, смотря на густой дым, наполнивший залу острым и удушливым ароматом. У Эриксо закружилась голова. Вдруг дым рассеялся, и она увидела себя в зале сфинксов, в доме Галла. Сам легат, свежая и живая Валерия и Рамери – все собрались там и весело болтали. Скульптор открыто выражал ей свою любовь. Обняв ее за талию, он прогуливался с ней по тенистым аллеям. Она чувствовала на своих губах страстные поцелуи Рамери, слышала его слова любви и знала, что их союз близок.

Затем настал день ее свадьбы. Валерия без всякой ревности одевала ее к церемонии, которая затем и была совершена. Но в ту минуту, когда она входила с Рамери в брачную комнату, все исчезло, и она снова очутилась в подземной зале. Тем не менее, видение было так живо, что молодая девушка осталась почти убежденной в его реальности.

Когда же эта иллюзия рассеивалась от соприкос новения с печальной действительностью, маг снова возобновлял ее и успокаивал Эриксо на известное время, но делал это все реже и реже, так как ученая работа до такой степени поглотила Аменхотепа, что он позабыл все, не исключая и Эриксо.