Впрочем, гости не придавали скудному убранству стола ровно никакого значения. То было прекрасное время простых и грубых нравов, когда римлянин заботился сначала о благе государства и остроте своего меча и лишь потом об изысканности пищи, одежды или посуды. Славное старое время!

Но пожрать римляне любили уже и тогда.

– Вкусная рыбешка! – похвалил Фабий, обсасывая голову мелкой морской рыбки, пойманной неподалеку от устья Тибра.

– Да! – скорей из вежливости поддержал Эмилий Павел, как и многие из присутствующих недолюбливавший старика. Эмилии и Фабии издревле оспаривали верховенство в сенате.

Хозяин широко улыбнулся.

– Не забивайте ваши чрева этой ничтожной закуской, нас ждут отменные блюда!

Он кивнул рабу, и тот принялся наливать вино – на этот раз по шесть циатов [16] и вполовину меньше юнцу Публию. Когда раб обошел всех гостей и вернулся к двери, старший Сципион поднял килик.

– А теперь, дорогие друзья, позвольте мне выпить за здоровье старшего из нас, славного Фабия Максима, грозу всех варваров.

– Так уж и грозу! – скрипуче засмеялся старик, но ему явно пришлась по душе эта нехитрая лесть.

Коснувшись краем килика чаши Фабия, хозяин дома провозгласил:

– На добро тебе!

– Vitas! – подхватили остальные.

С закусками было покончено. Слуги внесли вторую перемену блюд. В доме патриция Сципиона в этот день подавали к столу бобовую кашу с салом, вновь рыбу, приправленную соусом с маслинами, кабанью голову и зайца. Вдобавок к фалернскому вину хозяин приказал достать из погребов амфору тягучего книдского, по достоинству оцененного.

Скоро гости насытились и трапеза переросла в неторопливую беседу, прерываемую здравицами. Сначала поговорили о видах на урожай, затем посудачили о рождении сына у Фламиния, ну а потом принялись обсуждать положение в мире. Разговор завел Левин, считавший себя знатоком Греции и сопредельных стран.

– В Элладе опять неспокойно, – сказал он, отирая жирные от кабаньего сала губы рушником. – Не успел Антигон разделаться со спартанцами, как начали мутить воду этоляне.

– Такой это народ – этоляне! – поддержал хозяин дома. – Вечно жаждут раздоров. И ладно бы имели с этого выгоду. А то ведь ограбят соседа на тысячу драхм, а потом лишатся урожая на тысячу талантов.

– Это точно! – подтвердил Левин. – Этоляне несносные люди. Я имел с ними дело! Совершенные лжецы. Это о них кто-то сказал, что все этоляне – лжецы!

– О критянах, – поправил Гней Сципион, человек весьма сведущий.

– Нет разницы! И те, и другие мазаны одним миром! С грекулами [17] невозможно иметь дело. Разве что спартанцы.

– Ну, они теперь нескоро поднимутся! – заявил Ливии, со вкусом обсасывая заячью лапку. – Без Клеомена им будет трудно.

– Клеомен вернется! – воскликнул Левин. – Вы не знаете Клеомена! Это вот такой царь! Настоящий воин! Ему следовало б родиться римлянином! Но пока он в изгнании, все в руках македонян!

Кашлянув, позволил вступить в разговор Фабий Максим.

– Теперь, когда болен царь Антигон? Он вот-вот умрет, а престол унаследует вздорный юнец, по слухам мнящий себя новоявленным Александром. Он не преминет ввязаться в опасную авантюру и будет бит, а тогда кости из его рук подхватит сикионец Арат. Он давно ждет своего часа. Но меня заботит не это.

– А что? – живо полюбопытствовал хозяин дома.

Фабий Максим славился жизненной умудренностью, к его мнению прислушивались. Но Фабий не успел ответить, ибо встрял Минуций Руф, человек отважный, но вздорный, открыто завидовавший всем, превосходившим его знатностью, умом или славой.

– Арат – ерунда! Вот Деметрий из Фар – другое дело! Напрасно мы ему поверили.

– Да, он ненадежный союзник, – согласился Сципион и улыбнулся, словно прося прощение за невежливость Руфа, лежащему рядом Фабию.

– Это редкостный проходимец! Я разговаривал с ним во время иллирийской кампании. Он говорит правильные слова, а в это время прячет глаза.

– Одно слово пират! – вставил Гней Сципион.

– Точно, Гней! – согласился Фабий Максим. – Давайте-ка, друзья, выпьем за здоровье достойного Гнея, великодушного брата нашего хозяина.

Чаша за Гнея вышла легковесной, потому следом за ней пропустили еще по одной – за Ливия. Слуга принес еще бобовой каши и второго зайца, какого тут же разодрали на куски.

– Ты балуешь нас. Публий! – простонал объевшийся Эмилий Павел. – Уж и не помню, когда я в последний раз так вкусно ел.

– Приходи ко мне! – буркнул Руф, завистливый даже к похвале. – В моем доме тебя угостят не хуже.

– Благодарю, – ответил Павел, не испытывавший ни малейшего желания связываться со вздорным Руфом. – Но почему вас заботят Балканы? Они далеко. Другое дело варвары-кельты, они-то рядом!