— Ох, Кендрик, — прошептала она и расплакалась. — Я уж думала, ты никогда меня не вспомнишь.

— Милая, милая Женевьева, — шептал он, крепче сжимая ее в объятиях. Господь всемогущий, как близок он был к тому, чтобы убить ту, кого он любил больше всего на свете! Он почувствовал, как настоящие, горячие слезы заструились по его щекам.

А затем он расплакался совсем по другой причине. Он был жив. Это было чудо, настоящее, неимоверное чудо. Проклятие исчезло, и кто-то дал ему второй шанс на жизнь. Как долго это продлится? Эта мысль заставила его напрячься. Он умрет? Сколько времени ему отведено?

Пожалуйста,мысленно взмолился он. Пускай мы будем вместе, пока не состаримся. Пожалуйста, пускай это продлится как можно дольше…Внезапно его охватило чувство умиротворения. Оно проникло в самые глубины его сердца и прогнало оттуда прочь все страхи и сомнения. Женевьева будет принадлежать ему всегда, даже на том свете. И жизнь здесь ни при чем. Все же у него было чувство, что прежде, чем они отправятся в последний путь, волосы их изрядно побелеют. Он закрыл глаза и поблагодарил судьбу за свой второй шанс. Его жизнь, его мечты снова стали явью, и он никогда не забудет, какой это ценный дар.

Радость переполнила его настолько, что он громко рассмеялся. Он отодвинул Женевьеву и взял ее лицо в свои руки. Mon Dieu, как же я люблю тебя, — подумал Кендрик. Он провел руками по ее лицу, волосам и плечам. Он осушил поцелуями слезы с ее щек, а потом поцеловал ее в губы. Любимая Женевьева!

Она обняла его за шею, а он крепко прижал ее к себе.

— Твоя кольчуга!

— Прости меня, — улыбнулся он, не выпуская ее из рук.

— Может, я выживу, — выдавила она из себя.

— Очень на это надеюсь, тем более что собираюсь всю жизнь не выпускать тебя из объятий.

Он держал ее так крепко, как это было возможно, наслаждаясь чувством близости. Как идеально подходит к нему ее хрупкое тело. Как это прекрасно — чувствовать ее руки, обнимающие его за шею так крепко, словно она хотела держать его так вечно.

И тогда в нос ему ударил несвежий запах своего тела.

— Господи, Женевьева, как ты выносишь эту вонь? — скривился он, отодвигая ее от себя. — Да ты дрожишь от холода!

— Нет, не уходи еще, — быстро сказала она.

— О, я никуда не уйду, — разуверил он ее. Он поднял ее на руки, рассмеявшись при мысли о том, что он в состоянии это сделать, и понес ее к выходу из подземелья. Он не раз подумывал, чтобы замуровать дверь в подвал, и теперь радовался тому, что этого не сделал. Уорсингтону понадобилась бы уйма времени, чтобы извлечь его оттуда. Он легко взбежал по лестнице, радуясь усталости мускулов и холодным пальцам любимой леди, обнимавшей его за шею.

— Ты замерзла, Женевьева. Я думаю, тебе необходимо принять вместе со мной горячий душ.

— Кендрик!

— Мы же помолвлены, — ухмыльнулся он, пробираясь коридором возле кухни. — Это разрешается.

— Даже не думай.

Скоро она поймет, что он только шутил. Он знал, что ему надо быть с ней терпеливым, но в этот момент его переполняла радость жизни. Сейчас он мечтал только о том, чтобы сбросить с себя грязную одежду, выкупаться, а потом снова обнять любимую и уже не выпускать до тех пор, пока не придет священник и не поженит их. Потом он снова будет обнимать ее, чтобы она привыкла к его близости, а затем они будут любить друг друга до потери сознания.

Уорсингтон вошел в зал в то же время, что и они. Он протер глаза.

— Что это за шум с самого утра? — пробормотал он.

— Он вчера вечером хлебнул слишком много вина, — прошептал Кендрик на ухо своей леди. — Лучше нам пока не заикаться о завтраке.

Уорсингтон заморгал, снова посмотрел на Женевьеву, лежавшую на руках Кендрика, после чего глаза у него закатились, и он со стоном опустился на пол.

— Может быть, позже, — согласилась Женевьева.

Кендрик со смехом переступил через слугу. Он отнесет любимую наверх и вернется, чтобы привести Уорсингтона в чувство. И заказать завтрак. А сейчас у него есть более важные дела. Например, искупаться и украсть у своей дамы поцелуй или два.

Да, вымысел превратился в реальность. И как же здорово это было!

Женевьева сидела в ванной на полке перед умывальником и слушала, как Кендрик, принимая душ, мурлычет себе под нос какие-то средневековые песенки. Нет, все это было уж слишком. Разве она не чувствовала его рук, когда он ее обнимал? Она чувствовала его кольчугу, которая впивалась в бок, пока он нес ее наверх. Она уткнулась лицом в его пыльные волосы, ее пальцы ощущали теплоту его кожи. Он был из плоти и крови, как и она сама.