Короткой установил мяч и замер перед разбегом. В этот момент вратарь взглянул ему в лицо и подумал, что едва ли нападающий узнал его и вспомнил тот прошлогодний матч, Маслаченко и пенальти. Короткой еще только заносил ногу для удара, а голкипер уже начал движение — в тот же правый нижний угол. Когда Короткой это увидел, было уже поздно, он дрогнул, успел лишь слегка подправить направление удара, но так, что мяч пролетел рядом со штангой мимо ворот. После окончания игры Маслаченко подошел к Короткову и, поговорив с ним, убедился: тот действительно ни прошлогодний матч, ни его самого не помнит.

Здесь я хочу еще ненадолго задержаться с читателем в Кишиневе и — совсем не к слову — рассказать об эпизоде на футбольном поле, который не только стал единственным и неповторимым в карьере нашего героя, но и имеет полное право быть занесенным в сценическую историю отечественного и даже мирового футбола.

Итак, все те же Маслаченко, «Буревестник», плотный дождь, разбухшее иоле, грязь на бутсах, промокшая одежда игроков и вратаря. Особенно промокли и отяжелели трусы. В них оборвалась резинка, а также разбухла и уже не держит дублирующая резнику веревочка. Ввиду этих отягчающих, промокших обстоятельств, у голкипера выведена из строя левая рука, призванная теперь только поддерживать его достоинство. Свободной рукой он готов оберегать ворота, ей же он машет своим и зовет на помощь. И вот к нему с противоположного конца стадиона уже мчится второй вратарь, размахивающий запасными трусами, как знаменем. Маслаченко, приняв их, отходит к штанге и, стыдливо «прячась» за нее, начинает стягивать позорные трусы. Ему мешает все — и грязь на бутсах, и торчащие из шипов гвозди, и промокшая ткань, и торопливость, и зрители, которые вдруг замолчали. Затих весь стадион. Двадцать две тысячи пар глаз устремлены на вратаря. Кажется, и сама игра как-то приостановилась… И вдруг эту звенящую тишину разрезает чей-то пронзительный голос, обладатель которого мог жить либо в этом городе, либо чуть поодаль — в Одессе: «Ха! Он, кажется, о…рался!» Игра, конечно, возобновилась, но уже потеряла всякий смысл: стадион и обе команды надрывно хохотали.

Шла календарная игра «Локомотива» на первенство страны с московскими динамовцами. Валерий Урин подавал угловой, мяч летел на дальнюю штангу, Маслаченко приготовился к прыжку, а динамовец Алекпер Мамедов — слегка и незаметно для судьи — стал подсаживать вратаря, то есть пошел на прием, столь же недозволенный, сколь и популярный у нападающих. Заблокированный вратарь все ж до мяча одной рукой дотянулся и перевел его через планку на угловой. Во всяком случае, так он думал, так ему казалось до того момента, пока он с удивлением не увидел мяч, трепыхающийся в сетке ворот. А огромное табло сообщало: «Гол забил В. Маслаченко («Локомотив»)». Алик Мамедов, с которым нашего героя все последующие годы связывала крепкая дружба, на сей раз свое греховное дело совершил. Автогол Владимира Маслаченко так и остался единственным в матче.

Поначалу его охватило отчаяние. Свеж в памяти был мяч, пропущенный весной в Одессе в игре против минских динамовцев. И прилюдное обвинение в трусости, услышанное от начальника команды Морозова, из-за того, что бросился под нападающего соперника ногами вперед. Нет, решил вратарь, объяснений от него они теперь не услышат. В игре против него был применен недозволенный прием, что и привело к автоголу. На этот раз он чувствовал себя еще увереннее, нежели тогда в Одессе.

Он все-таки уехал из команды, с тем чтобы через сутки вернуться и услышать: ему нужно готовиться к следующей игре — полуфинальному матчу на Кубок СССР с армейцами. Позже узнал, что Аркадьев сильно колебался, ставить Маслаченко на игру или дать ему возможность успокоиться, прийти в себя. Но Морозов был иного мнения, его мнение все и решило.

Доверие окрыляет. Или отягощает. Кого — как — и когда. И риторический вопрос, заданный Владимиру Маслаченко Григорием Пинаичевым, руководившим в том пятьдесят седьмом году московскими армейцами: «Как в том полуфинале ты умудрился взять два абсолютно «мертвых» мяча от Васи Бузунова?» можно считать но своему символом, маркой класса, стойкости, характера. В общем, вратарь был в ударе.

Дальше предстояла финальная встреча — со «Спартаком». Один только состав линии нападения звучал в ушах молодого вратаря железнодорожников, как гимн: Борис Татушин, Анатолий Исаев, Никита Симонян, Сергей Сальников, Анатолий Ильин. Игра получилась трудной, временами жесткой. И, пожалуй, равной. Острые эпизоды возникали то у одних ворот, то у других. Был эпизод, когда Симонян бил по воротам с нескольких метров. Бил как будто вправо, но оказалось — влево. Тем не менее вратарь «Локомотива» успел переложить тело и удар парировал. Мяч отскочил недалеко. Маслаченко кинулся к мячу, чтобы в повторном броске накрыть его. Но тут к нему приблизился спартаковец Иван Мазер — кто раньше успеет? Руки вратаря и ноги спартаковца встретились на мяче. В этот момент Мазер получил от кого-то из защитников железнодорожников под дых — за нападение на вратаря. Может быть, это и спасло голкипера от травмы.

В какой-то момент Анатолий Исаев, оказавшись на месте левого инсайда, уже выходил один на один с Маслаченко. Правый защитник Евгений Рогов бросился ему наперерез, и в мгновение, когда нападающий, уже нанося удар по воротам, коснулся мяча, он был встречен выброшенными вперед ногами защитника. И для нападающего, и для защитника это мгновение было решающим. Поступи Рогов иначе, ни команда, ни тренер ему бы этого не простили. Травмированный Исаев покинул поле. Говорили, что Рогов «вырубил» его, сыграл не по правилам. О том эпизоде очевидцы спорят и сегодня. И нет на этот счет единого мнения. Футбол — игра жесткая.

И Рогов был игрок жесткий. В «мирной» жизни — умный, думающий, образованный человек. Он строго, даже жестко относился и к самому себе, никогда не позволял себе ничего лишнего. Впоследствии стал отличным тренером. У него был сложный характер, и в команде к нему относились по-разному. Но в игре он действовал отважно, шел на самопожертвование, выкладывался без остатка.

В том финале против «Спартака» выложилась вся команда железнодорожников. Единственный гол забил Валентин Бубукин. А потом они совершали круг почета. И «Локомотив» шел с кубком, который команда в единственный до этого времени и последний раз завоевала в 1936 году. То был самый первый в истории страны розыгрыш этого приза. Другие были времена, другие игроки. И вот двадцать один год минул с того самого дня. Новый «Локомотив» шел мимо переполненных трибун лужниковского стадиона. И никто из зрителей не покинул своих мест. Трибуны пребывали если не в шоке, то в унынии. В ту пору болельщицкая ориентация зрительской аудитории была еще более спартаковской, нежели в наши дни. И вот почти вся эта аудитория угрюмо молчала, доносились лишь одинокие хлопки да редкие одобрительные возгласы. Впереди колонны победителей шел начальник команды Николай Морозов, за ним следовал старший тренер Борис Аркадьев, далее — второй тренер В. Панфилов и вся команда «Локомотив». И на выходе с северного виража на финишную прямую беговой дорожки, что идет вдоль главной — западной — трибуны, за спиной Морозова в землю вонзились большие портновские ножницы, брошенные с трибуны неведомой умелой и сильной рукой.

На следующий же день в Англию, для укрепления команды ЦСКА (вернее, ЦСК МО), начавшей там серию товарищеских встреч, вылетели пятеро сильнейших игроков московского «Локомотива»: Ковалев, Рогов, Ворошилов, Бубукин и Маслаченко. Он оказался в команде, руководимой Григорием Пинаичевым. В этой поездке последнему ассистировали некогда великие игроки Всеволод Бобров и Григорий Федотов. Маслаченко тогда так и не довелось выступить ни в одном матче турне. Даже после проигрыша нашей команды «Вест Бромвич Альбиону» со счетом 5:6 Панаичев не поставил его на очередную встречу. Однако вратарь не сильно переживал, ведь почти целый месяц он прожил в этом замечательном коллективе. Проводил с ними совместные тренировки, зачарованно слушал установки старшего тренера на игру.