Государь в это время пребывал в Александрии и раздумывал, на что ему решиться, Он понимал, что комиссия ни до чего положительного не договорится. Желая посоветоваться, прежде чем принять решение, государь вызывал к себе лиц, к которым питал доверие, чтобы выслушать их мнение. Среди них были: граф Сольский, барон Будберг, А. С. Танеев, князь Владимир Орлов, граф Гейден, граф Пален, генерал-адъютант Рихтер и Победоносцев.

8 октября государь получил письмо от С. Ю. Витте с просьбой об аудиенции.

После аудиенции, данной 9 октября, распространился слух, что Витте посоветовал государю дать конституцию и брался провести это преобразование. У всех отлегло на душе. Явилась надежда, что неопределенное, напряженное положение наконец кончится. Говорили, что Витте предложил государю дилемму: либо конституцию, либо диктатуру. Поэтому государь вызвал в Петергоф великого князя Николая Николаевича, охотившегося в это время у себя в имении Першино Орловской губернии. Правые круги с восторгом приняли известие о вызове Николая Николаевича, рассчитывая на его энергичную диктатуру. Граф Фредерикс также рассчитывал, что великий князь поддержит государя и успеет подавить крамолу, после чего можно будет думать о конституции.

Ввиду общего недоверия, которое внушал Витте, злые языки говорили, что своими мероприятиями он стремится свергнуть монархический строй и стать президентом республиканской России.

10 октября Витте вновь был вызван в Петергоф. Здесь в присутствии императрицы Александры Федоровны он вновь повторил свой доклад. Но и после повторного доклада государь не дал Витте никакого ответа.

В женской свите говорили, что государыня все это время очень волновалась, боясь, что Витте втянет государя в такую комбинацию, при которой царь от Витте не сможет отделаться, а в преданность последнего Его Величеству она никак не верила.

13-го Витте получил от государя телеграмму: «Впредь до утверждения закона о кабинете поручаю вам объединить деятельность министров, которым ставлю целью восстановить порядок повсеместно. Только при спокойном течении государственной жизни возможна совместная работа правительства с имеющими быть свободно выбранными представителями народа моего». Текст этой телеграммы я получил от графа Фредерикса, которому она была передана составлявшим ее князем Орловым.

Очевидно было, что государь стремится этой телеграммой переложить ответственность на Витте, поручая ему подавление беспорядков. Но мне было также ясно, что Витте увильнет от исполнения этого повеления. И действительно, на следующее утро Витте прибыл в Петербург и доложил, что одним механическим объединением министров, смотрящих в разные стороны, смуты успокоить нельзя. Во время этого свидания обсуждался вопрос, издать ли манифест, или удовольствоваться утверждением всеподданнейшего доклада Витте. Сергей Юльевич настаивал на последнем, как на менее связывающем государя акте.

Вернувшись в Петербург, Витте собрал у себя совещание некоторых министров и Трепова для обсуждения мер по восстановлению железнодорожного движения между столицею и Петергофом. Военный министр генерал Редигер и Трепов заявили, что есть достаточно войск для подавления беспорядков в Петербурге и окрестностях, но нет технических частей для восстановления железнодорожного движения.

15-го граф Витте отправился в Петергоф. На пароходе с ним ехали министр двора князь А. Д. Оболенский и управляющий делами Совета министров Вуич. Витте в пути читал спутникам проект манифеста, написанного в прошедшую ночь князем Н. Д. Оболенским.

По прибытии в Петергоф граф Фредерикс поехал домой, где я его встретил. Министр двора прошел переодеваться. В это время прибыл великий князь Николай Николаевич. Я его провел в кабинет Фредерикса, но когда пошел предупредить графа, великий князь последовал за мною и вошел в уборную. Я удалился, напомнив графу, что через несколько минут ему надо ехать во дворец. Из кабинета я слышал громкий взволнованный голос Николая Николаевича. Чрез несколько минут великий князь выбежал из уборной, вскочил в свой автомобиль и уехал. За ним вышел граф. Фредерикс и, садясь в свою коляску, сказал мне: «Как я разочаровался», — и приказал его ожидать.

Пред завтраком граф мне рассказал, что когда он, обрадованный приездом Николая Николаевича, сказал ему, что его приезд ждали, чтобы назначить диктатором, великий князь, будучи в каком-то неестественном возбуждении, выхватил револьвер и закричал: «Если государь не примет программы Витте и захочет назначить меня диктатором, я застрелюсь у него на глазах из этого самого револьвера. Надо ехать к государю. Я заехал к тебе, чтобы сказать то, что только что сказал. Поддержи во что бы то ни стало Витте. Это необходимо для блага нас и России». — «И затем вы видели, как он убежал, как сумасшедший». Граф добавил: «Прирожденная ольденбургская истерия, видимо, в нем развивается»: Затем Фредерикс мне сообщил, что Витте докладывал государю в присутствии Николая Николаевича и генерал-адъютанта Рихтера и что Николай Николаевич ставил Витте много вопросов.

В 3 часа вновь состоялось совещание у государя, на котором Витте прочел проект манифеста. Государь оставил проект у себя, велев графу зайти к нему в 4 часа. Около 5 часов дня Фредерикс вернулся от государя и сказал мне, что через четверть часа мы едем с ним на миноносце в Петербург и чтобы я приказал по телефону его придворной карете ждать его на Английской набережной.

Когда мы с графом очутились в полутемной каюте миноносца, Фредерикс вынул из своего портфеля три бумаги, оказавшиеся тремя проектами манифеста. Один был составлен Витте (князь Оболенский), другой — Горемыкиным, третий — бароном Будбергом. Фредерикс сообщил мне, что по повелению государя мы еще сегодня вечером отправимся к Витте и постараемся добиться от него согласия на изменение текста его проекта. Ознакомившись с текстами всех трех проектов, я спросил графа: