— Подожди, — крикнул он Ламиссио, который уже успел сделать с десяток шагов по проходу, ведущему к пещере Сивиллы.

Его голос странным эхом отозвался в извилистом коридоре. Священник вернулся. Факел в его руке был единственным источником света, поскольку ближайшие из вставленных в скобы светильников уже потухли. С глубоким вздохом, похожим на тот, что он сделал перед тем, как нырнуть в подземелье, Джерин сказал:

— Думаю, это здесь.

— Отлично, это здесь, — повторил Ламиссио. Его круглое бледное лицо было далеко не самым ярким пятном в полутьме. — Что теперь?

— Я точно не знаю, — ответил Джерин.

Некоторые тексты магических заклинаний были разложены на каменном полу перед кладкой. Другие на каких-то веревках, а может, и сухожилиях свисали со скального выступа над ее верхней частью. Лис методично отбросил ногой тексты, разложенные на полу, а затем сорвал те, что висели.

Стена все равно оставалась прочной и крепкой, несмотря на кирпичи странной формы.

— И что теперь? — спросил Вэн, вторя Ламиссио.

Он взвесил в руке копье. Его толстый конец, одетый в бронзу, можно было неплохо использовать в качестве рычага, но для того, чтобы проломить стену, копье вряд ли могло послужить стоящим инструментом.

— Может, позвать сверху стражников, чтобы они принесли кирки?

— Я не знаю, — повторил Джерин.

— Не думаю, что нам это понадобится, — сказала Силэтр тихим и напряженным голосом.

Ламиссио охнул. В свете факела его лицо казалось даже бледней, чем на деле. И тут Джерин тоже понял, что стену ломать не придется. То, что ждало их по ту сторону, знало, что заклинания сброшены, и пришло посмотреть, что случилось и как можно этим воспользоваться.

Факел в руках Ламиссио ярко вспыхнул и потух. Коридор погрузился в кромешную тьму.

Поскольку Джерин потерял возможность что-либо видеть, потом он так и не мог точно вспомнить, что именно из последующих событий происходило внизу, непосредственно под храмом Байтона, а что — в том особом пространстве, куда для богов доступ имелся, а для простых смертных, как правило, нет. Но где бы он ни находился, нельзя сказать, что ему там понравилось.

Он чувствовал, как его взвешивают, измеряют и изучают в беззвучной темноте. Мгновение, а может, и гораздо более долгое время спустя незримые силы, покровительствовавшие чудовищам (не две и не три, а несколько, по крайней мере, как ему показалось), мысленно задали первый вопрос. Он был простым. Джерин сам вполне мог бы его задать в подобных обстоятельствах:

— Что ты здесь делаешь?

— Ищу помощи в борьбе против богов гради, — ответил он.

Последовала пауза.

— Кто такие гради? И кто их боги?

Выстраивать свои мысли посреди непроглядной черноты было трудно. С тем ощущением, что он напрочь забыл, что такое зрение и как им пользоваться, Джерин, однако, постарался как можно лучше обрисовать все, что знал не только о гради, но также о Волдар и остальных ей подчиняющихся богах.

— Это всего лишь очередная кучка ходящих по земле существ, — презрительно сказали несколько сил, обитающие в темноте.

Но тут Лис услышал другие голоса, которые говорили:

— Для ходящих по земле они достаточно сильны и свирепы.

— Они очень воинственны, — сказал Джерин. — Они даже убивают себя, чтобы не попасть в плен.

— В плен? Что такое плен?

Силы чудовищ не понимали. Ведь чудовища не дрались ради грабежа или рабов. Им нужна была только добыча. Когда Лис мысленно, насколько смог, объяснил им понятие плена, они отчасти развеселились, отчасти пришли в ужас. Теперь в темноте загомонили сразу все голоса:

— Эти гради правы. Или ты убиваешь, или убивают тебя. В этом и заключается суть сражения.

— Не все на поверхности земли согласились бы с вами, — сказал Джерин. — Как и все остальное, враждебность имеет разные степени.

— Нет!

Голоса невидимых сил гудели в его голове, пронзительно выражая свое несогласие. Вероятно, это происходило не только в его голове, поскольку, скорее ушами, чем сознанием, он услышал, как Ламиссио в испуге взвыл. Будучи и сам перепуган, он вряд ли мог винить за это служителя Байтона.

Но он старался не терять лица и сказал:

— Я говорю правду. Если бы сказанное мной было ложью, я бы убил Джероджа с Тармой, как только они оказались в моих руках, потому что их род враждебен моему роду.

Голоса снова разделились. Одни укоряли:

— Тебе следовало убить их!

А другие хвалили:

— Хорошо, что ты их оставил в живых.

После этой размолвки голоса принялись рычать друг на друга. Джерин не мог разобрать, о чем идет речь, но догадался, что они сварятся между собой. Это вселяло надежду. Получить помощь хотя бы от кого-то из спорщиков было все лучше, чем ничего.