С неба… ба! новый архангел летит, жмет на все рычаги… и на нас… Извести совсем хочет… Мы так зажаты, что не двигаемся вовсе… Мост стонет… покачивается!.. Тик-так! Ррру!.. Ррру!.. Музыка кровавого побоища!.. Небо на нас ополчилось, воет от ярости!.. И вода внизу тоже… Одна сплошная бездна!.. Все взрывается!..

Я рассказываю чистейшую правду. Вернее, малую ее часть… Только нет больше сил вспоминать! Все быльем поросло… мост… воспоминания… время… Слишком многие кричали о войне! А тут еще дым… Я нырнул под автомобиль… Рассказываю, как помню… Ниже к шлюзу бурлит все бешено… Танцы почище авиньонских!., в горниле чертовой печи!., и бум!., и дзинь!.. и Пресвятая Дева!., умерла, умерла! закружилась на балу Ураганов!.. Глядите! Что?.. Где?.. Неважно! Народ даже обернулся… Зонтик старый изломанный летел, подхваченный циклонами!.. Бог с ним!.. Бам!.. Тара-бам!.. Я видел, как он проплыл над Гранд Отелем! Хорошо шел! быстро… покачивался в облаках!.. Зонтик и мост! их вместе вихрем закружило! между самолетами… смертоносными, пулемечущими… Вра-ап!.. Уа!.. Вра-ап!.. Уа!.. Вро-ом!.. Вот такой приблизительно звук издает, взрываясь, авиаторпеда… самая большая… в сердцевине черно-зеленого вулкана!.. Ухнула и сдохла!.. Еще бомба над головой пролетела!.. Бух! в реке взорвалась!.. Нас горячей волной обдало… Кишки чуть не вывернуло… Сердце едва наружу не выскочило!.. Затрепыхалось как заячий хвост… От страха все в штаны наклали… Ползут под сиденье по трое… четверо… пятеро… только башмаки торчат… Руки, ноги сплелись… Одно сплошное месиво… Улитки человеческие… спасаются, как могут!.. И вдруг нас, простертых обессиленно, встряхивает, скрючивает, поднимает и швыряет невесть куда!.. Вот так фокус! Оказывается, это мотор взорвался!.. Карабкаемся по груде раненых, скользим… Они стонут под нами!.. Блюют… А мы — везунчики! Выбираемся оглоушенные… улыбаемся… Тут нас еще один настигает! Падает прямо на нас, сундук смертоносный! Облака пулями изрешечивает. Язычки пламени сеет!.. Они отовсюду на нас нацелены… Сам серо-черный!., будь он проклят с головы до хвоста!.. Ищет нас… Выскакивает с неба, как на пружине, ярость свою в брюхе перемалывает!.. Завораживает прямо!.. Проклятие напускает!.. Мы бухаемся на колени… Взываем к Деве Марии!.. Крестимся истово!.. Поминаем Бога Отца… Ветры! Жопу! Разброд в умах!.. А он все продолжает нас расстреливать безжалостно, залп за залпом! в облаках витает!.. Порхает… раскачивается… набрасывается снова… налетает циклоном… Вррр!.. скользит!.. Переворачивается в воздухе… Прошуршал… скрылся… Гипнотизирует нас!.. Люди крестом себя осеняют!., еще… еще… четыре… пять раз… Это не спасает от кошмаров!., убийственных!.. Пощады не жди!.. Вот он опять с попутным ветром!.. Когда ж конец? Он только пуще распаляется… Градом нас осыпает… Молнии пачками швыряет!.. Рикошетом!.. Барабанит по железу!.. Падают те, кто взывал, молился!.. Толпа сотрясается!.. Парапет обвалился!.. Вереница грузовиков, громыхая и толкаясь, опрокидывается в воду. Меня миновало!.. Не верится даже, что я уцелел!.. И прожил с тех пор двадцать два года!.. Так не может продолжаться вечно!.. Мы с Лизеттой — она у меня не робкого десятка — скрючились между колес санитарной машины… Отсюда видно… как все летит в тартарары… А вон Ларго, парикмахер, он тащится за нами с самого Безона на мотоцикле своем… А пьян уже с Жювизи, все говорил, что немца застрелит, но после Этампа замолчал… Он у парапета стоит… бабульку какую-то обнимает… При каждом взрыве ее целует… Под грохот моторов… У нее волосы седые… пряди, косички, папильотки… И вся голова в крови… Ларго с ней ласково обращается… Наклоняется к ней… кровь пьет… Ничего уже не соображает… только бы пить… и пить…

— А!.. — говорит, — красненькое!.. Эх! вкусно!.. Смешно ему!.. А ей — нисколько!.. Глаза закрылись…

Покачивается… Будто грохот ее баюкает!.. Гроза эта адская!.. А Ларго мне кричит:

— Красненькое! слышь, ты, санитарная машина!.. Красненькое, понимаешь? Симулянт!..

Так он меня называет. Даже в аду этом не нравятся мне его манеры… Не люблю фамильярности… Меня от этих пьяных харь воротит… У меня у самого в голове неладное… Хотя я и не пьян!.. Я вообще не пью… Просто разум у меня мутится… под бременем обстоятельств! вот и все! не выдерживает!.. Тррр!.. Жахает пуще прежнего!..

Возвращается чудище с грохотом ужасным!.. Фантастический взрыв!., три бомбы разом, букетом!.. Небо и земля — вдребезги!., слились воедино!.. Кажется, будто вам полголовы сорвало!., вырвало душу и глаза! Легкие пронзило!.. Прокололо грудь насквозь!.. Пригвоздило к створке!.. И этот гул!., тысячи моторов… штурмующих склон!.. Озверелые машины… идут на абордаж!., скачками!., перемалывая толпу!., визг раздавленных! расплющенных бешеной колонной!.. Измолоченных… хищной стозубой гусеницей!., пожирающей эхо!., подминающей все!., брюхом о ста тысячах цепей, утыканных бряцающими железками… кишками-трубками… Она головой своей здоровенной с пушками туда-сюда поводит, чтобы лучше вас по земле размазать!.. Она издали вас замечает и берет на прицел! как вы по дороге ползете!., спасаясь от кошмара!.. Ох, уж эти танки! Порази меня гром!.. Ох, что это такое! модель «Нострадамус»!.. Земля от них сотрясается, душа содрогается!., пакость механическая, горе огненосное!.. с музыкой! как на танцульках!

Эту пляску не остановишь!.. Музыка ста тысяч смертей, тысяч пищащих птиц, кричащих на лету, штопающих воздух…

А после новая трель с тихими ударами и глухими раскатами… Издали наплывает… из-за холмов… артиллерия эхо перекатывает… Вам вовсе не до антраша, но поневоле запрыгаешь… Мост, гранатами напичканный, дергается… Вот уже и вы чечетку отбиваете на остатках людей и скота… четвертованных, расплющенных, скрюченных в комок — по обстановке… Отупелое копошение прорезается бунтом… Брижитт, жена прокурора Саканя, выскакивает вдруг из автомобиля, наплевав на увещевания супруга, задирает юбку, вскакивает на парапет и выкрикивает во весь голос злые бранные слова!..

— Брижитт!.. Брижитт!.. я вас умоляю! вернитесь Бога ради!., я ваш муж! Вы утратили рассудок!.. Я вас умоляю! Я требую!..

— Идите черту! Вас нет!..

— Господа! моя жена лишилась рассудка!.. Она беременна! Это все от нервов! Я прокурор Сакань де Монтаржи с Золотого Берега!..

— Ври больше! Все мы тут прокуроры! Не видать тебе больше твоей пташки! — отвечает ему толпа.

Дело принимает скверный оборот. Но тут как раз все поглотил огонь! гром, всполохи!.. Небеса разверзлись!.. Молния ударила в мостовую, искрошила… Иного и быть не могло!.. Паника… разметало все… людей, куски моста, автомашины… река кипит, испаряется… Ад, да и только!.. Пламя объемлет нас, выбрасывает на воздух!.. Я лечу вместе с тачкой слив, маленьким, переставшим лаять фокстерьером, швейной машинкой и чем-то вроде противотанкового заграждения, чугунного, ощетинившегося колючей проволокой!., я толком не успел разглядеть!.. Мы расстались на полпути! Чугунная штуковина улетела правее, в сторону шлюза, вместе со швейными принадлежностями и сливами!.. Мы с фоксом и тачкой, подхваченные очередным залпом, — левее… к тополям, к складам… на приличной высоте и хорошей скорости… Я глядел поверх облаков… вот это да!., прямо в небе!., в голубом!., феерическое видение… оторванная рука… мертвенно-бледная на хлопьях ваты… на облачной подушке с золотистым отливом… белая рука и сочащаяся по капле кровь… будто тучи птиц вокруг… красных-красных… вылетающих из ран… и пальцы, сверкающие звездами… рассыпанными по краям пространства… мягкими парусами… светлыми, изящными… баюкающими миры… накрывающими вас пологом… ласково… уносящими… прочь… в сон… на праздник во дворце Ночи…

Хорошо сказано!.. Отлично! Вы все верно говорите! Но зря! Тут что ни говори! что ни делай! Неотвязная мысль не покидает меня, а лишь тяжелеет, сгущается, наталкиваясь на каждом шагу на новые сомнения… Ничего не проясняется, ничто не светит нам в ночи!.. Ужас и мрак!..

И это все?

Притворство! Стоит ли спускаться в ад, чтобы только сильнее ощутить жажду! Вот так финт!

Июльский забулдыга беспробудный

В августе рассудком помутился

И к пушке потянулся.

А в середине сентября

Укокошил в бистро

Фрица за бильярдом.

Реванш во Фландрии!

Все снова закипело.

Новая война.

И вот вы уже трепещете,

Бьете копытом,

Жадные до пируэтов

И россыпей фейерверочных.

Жаждете потягаться! Таюр!

Отменное здоровье!

И факел в руке!

Смерть поманила приманкою лживой! Напились колдовской отравы! Пиши пропало! Положение безнадежно! О пагубное зелье! Звезды к веку не расположены! К дьяволу пророчества! Ни одного порядочного оккультиста! Придется, черт возьми, самому за дело взяться! У меня сильные сомнения относительно Жанны д'Арк после орлеанской мессы!.. Не к добру был этот звон…

За что ни возьмешься — во всем неприятный осадок.

Я видел в Париже святую Женевьеву…

Я присутствовал на мессе вместе с Рено…

Там было полным-полно евреев…

У них горючего полные фляги.

Я знаю, что говорю…

Возьмутся за масонов?

Что ж! Отлично! для начала…

Но если только тронут их дружочков…

Только прикоснутся к манам Храма…

Тут уж будет не до шуток!

На дне дьявольского сосуда обнаружится порох!..

Мне это небезразлично…

Я бью в набат! Я бью тревогу!