Своего главного города наш герой не взял, что не помешало ему войти в историю громким прозванием Полиоркет — Штурмующий Города…

Деметрий отплывал от Родоса по виду бодрый, но душу его терзали предчувствия, какими Красавчик делился с Ламией, дикой вакханкой, заменившей ему друзей, заменившей находившегося на другом конце света отца.

В конце осени 1-го года 119-й Олимпиады [31] Деметрий вновь ступил на каменистую землю Эллады. Раздосадованный неудачей с Родосом, он действовал быстро и решительно, в считанные месяцы восстановив власть над Аттикой.

Зимой военные действия прекратились, и Деметрий посвятил себя веселому времяпровождению, к какому так располагали Афины. Он кутил со шлюхами, делая им неслыханной стоимости подарки, опускался до насилий над горожанками и свободнорожденными гражданами. Афиняне терпели, памятуя об услугах, оказанных Деметрию их отечеству. Они славили своего героя, вызывая у того презрительный смех.

— Рабы, рожденные рабами! Они достойны лишь раболепствовать! Пей, Ламия! Пей, старушка!

По весне Деметрий решил заняться делом. С войском он вторгся в Пелопоннес, этот протянувшийся на полторы тысячи стадий лист платана, и за короткий срок завладел им. Более или менее серьезное сопротивление оказал лишь город Скирос, фрурарх которого встретил предложение о капитуляции насмешками. Тогда Деметрий немедленно окружил город пугающими машинами и через нескольких дней его взял. Плененного коменданта царь приказал распять.

Эллада была в восторге от новоявленного Александра. Рабы в своем раболепии неистовствовали. Афиняне объявили Деметрия богом, сыном Посейдона и Афродиты. Бог так бог! Деметрия нелегко было чем-нибудь удивить. В свои тридцать лет он изведал все наслаждения, доступные человеку, познал успех и великую славу, достиг вершин власти, о которых иной монарх и не мечтал. Он и впрямь стал богом — капризным, себялюбивым, распущенным. Красота его и могущество пленяли, черствость и властолюбие отталкивали. Но мало кто знал о черствости и властолюбии, зато все видели красоту и могущество. И потому эти все пели дифирамбы Деметрию.

Бог поселился в Парфеноне, где предавался блуду с Ламией и прочими шлюхами прямо подле святых алтарей. Когда же Ламия пожелала царственных почестей, Деметрий не стал противиться этой просьбе и приказал афинянам соорудить ей храм. Афиняне не осмелились противоречить и поспешно соорудили храм Ламии-Афродиты. Вскоре такие же храмы появятся в Фивах и других городах. Затем эллины провозгласили Деметрия вождем Эллады, какими были прежде Филипп и Александр.

Все это развлекало Полиоркета. Он издевался над ничтожными потомками Мильтиада, Фемистокла и Перикла, безропотно сносившими любое поношение, любой позор. Он приказал афинянам собрать на нужды войска двести пятьдесят талантов, а когда те были ему вручены, прямо в присутствии депутатов отдал деньги Ламии, небрежно бросив:

— Купи себе румян!

К тому времени Кассандр, утративший влияние в Греции, владел лишь Фессалией и Македонией. Сознавая, что не в силах тягаться с Полиоркетом, за которым — вся мощь империи Антигона, Кассандр бросился за союзом к Лизимаху, одному из «друзей» Александра.

Правитель Фракии, Лизимах понимал, что покончив с Кассандром, Деметрий немедленно займется им, Лизимахом. Потому он согласился помочь Кассандру, хотя и не раз враждовал с ним прежде. К союзу немедленно примкнул Птолемей, также сознававший угрозу, исходившую от Антигона и его воинственного отпрыска.

— Циклоп со своим пасынком погубят нас, если их не остановить! — сказал Птолемей.

Союз поддержал и приобретший большое могущество Селевк, к тому времени подчинивший Персию, Мидию и Сузиану. Цари договорились покончить с выскочками, возомнившими себя наследниками Александра.

Летом 301 года до н. э. армии диадохов сошлись на равнине близ Ипса. У Антигона и Деметрия было восемьдесят тысяч воинов, Селевк и Лизимах имели на пять тысяч меньше, но зато на их стороне сражались без счета слонов, [32] в то время как владыки Сирии могли противопоставить им лишь семьдесят пять.

Битву начали всадники Деметрия. Под рев труб тысячи закованных в броню витязей устремились на врага, одним грозным видом своим, заставив его поколебаться. Бой был скоротечен. Полки Антиоха недолго противились натиску сирийских конников и скоро показали спину. Эскадроны Деметрия с азартом устремились за беглецами, рубя и захватывая в плен. Они слишком увлеклись своей победой, оставив без внимания происходящее за их спиной. Деметрий повторил ошибку, совершенную при Газе, когда увлекшись, поставил под удар основные силы.

Вот тут-то Селевк и предпринял маневр, решивший судьбу сражения. Он двинул большую часть своих слонов, выстроив их линией таким образом, чтобы отрезать победоносной коннице Деметрия путь к полю сражения. Эти слоны не могли победить всадников, но и всадники были бессильны перед слонами, создавшими непробиваемый заслон в десятки стадий. Теперь Деметрию требовалось сделать громадный крюк, чтобы соединиться со своей фалангой — маневр, что он осуществить не смог.

Одновременно азиатские отряды Селевка подступили к фаланге. Лучники и дротометатели: пешие и конные — принялись безнаказанно избивать беспомощных перед ними педзэтайров Антигона. Вероятно, тот пытался перейти в атаку, но слишком длинная фаланга рассыпалась в движении и несла все большие потери.