Внезапно я осознал, что особа из управления по культуре жмет мне руку. И благодарит за невероятно интересный разговор, который дал ей много нового. Она и подумать не могла, что я столь открыт и доступен для общения. К сожалению, сейчас она должна позаботиться о гостях из-за границы, а потому просит ее извинить.

— Ну, разумеется, — любезно промямлил я и обернулся… Передо мной, словно из-под земли, воздвигся крупный бородатый мужчина; мысленно я уже прощался с последними надеждами. Положение становилось критическим — я как раз успел углядеть, как с блюда исчезает очередной бутерброд.

— Я имею честь вдалбливать немецкий местным гимназистам, — представился незнакомец, виновато ухмыльнувшись в свою бороду. В общем и целом он производил впечатление потрепанного студента образца 68-го года. Однако, по-видимому, я сильно заблуждался на его счет! Учитель, как оказалось, не более меня жаждал пускаться в длительные рассуждения. По прошествии краткого мига, в течение которого мы молча улыбались друг другу, он отвесил легкий поклон, обратил ко мне свою широкую спину и… схватил последний бутерброд с семгой. Он смачно вонзил в него зубы, и, не забыв одарить меня очередной дружеской ухмылкой, направился к другим гостям.

— Похоже, вы удивлены?

Я был удивлен.

Рядом со мной возник низкорослый человек. Я уже и раньше заметил, что он крутится поблизости, при этом подавая мне непонятные сигналы: то нервно подмигнет, то покачает головой.

— Вы все еще ненавидите меня? — понимающе осведомился он.

Я всмотрелся в него, прикидывая, не стоит ли мне и впрямь его возненавидеть. В голову ничего не пришло, и я великодушно покачал ею. Мужчина ответил мне тем же, будто копируя мой жест, но в его искренность все же не веря. Он изучал меня. Глаза узко прищурены, лицо напряжено, словно искаженное болью.

— «Раздувание скандалов как способ саморекламы второсортного эпигона», — подсказал он. — Не поверю, что вы могли простить мне это. Ведь это стояло в подзаголовке «Литературного обозрения». Помните? Мое имя Гефлер. Ганс Гефлер.

Он выжидательно смотрел на меня.

Не помогло даже то, что представился он в стиле агента 007 («Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд»); Гефлер… Эта фамилия не говорила мне ровным счетом ничего.

Должен ли я теперь покачать головой, как того требовала горькая истина? Но у меня не было ни малейшего желания лишать этого человека, возможно, последней, пусть иллюзорной, радости жизни. Итак, я кивнул, притворяясь, будто в моей памяти лишь теперь стали оживать непотребства господина Гефлера во всей их красе.

Однако ему этого показалось мало. Его взгляд, полный ожидания, был прикован ко мне. Казалось, он молит о помощи.

Взгляд этот меня более чем тронул — потряс.

Чего еще хочет этот коротышка?! Я склонил голову набок. Мне что, теперь заорать на него…

«Ну ты, жалкий маленький мазохист!»

…Вытряхнуть его, что ли, из пиджака? Или совершить еще что-нибудь в этом роде?

Я скорчил полную презрения мину и едва слышно пробормотал:

— Ах, так это вы!..

Гефлер буквально вобрал в себя эти слова, пожирая меня своими огромными глазами, затем бодро кивнул. Он явно испытал облегчение.

— Я знал. Знал, что не простите.

Удовлетворенный, полюбовался своим пивом на просвет, затем кивнул мне, воинственно поднимая бокал:

— Ваше здоровье!

— И ваше, — ответствовал я.

Гефлер одним глотком выпил все до дна, сказал «А-а-а!» и вытер ладонью оставшуюся на губах пену. Я опрокинул в рот тепловатое шампанское. Каждый из нас думал о своем. По крайней мере я.

— Ваша последняя книга все еще лежит у меня дома, в стопке рецензий.

— Очень рад, — процедил я.

Широкая улыбка фактически заслоняла остальное его лицо.

— Всегда хотел задать вам один вопрос, — заговорил Гефлер немного погодя. — Вы уже читали Дериду?

— Я неопределенно хмыкнул.

— Этот текст, как, впрочем, и каждый, является лишь предпосылкой. Ведь, по сути, прямое его назначение — стать поводом для интерпретации.

Что прикажете на это отвечать? Я глубокомысленно кивнул.

— Только не говорите, что полностью со мной согласны!

— Конечно, разумеется, согласен! А вы-то как думали?!

Загадочный Дерида, очевидно, был чем-то вроде святыни для Гефлера и его сомнительных подельников, однако это обстоятельство отнюдь не означало, что его речи следует воспринимать как один сплошной бред. Напротив — то, что он сказал насчет интерпретации, даже показалось мне достойным внимания. Я подумал об энслиновском тексте и решил, что, когда закончу сценарий, непременно ознакомлюсь с Деридой.

Отступив таким образом от изначальной темы нашей беседы, господин Гефлер, похоже, утратил ее связующую нить. Он принес еще пива, причем нам обоим. Мне это показалось весьма любезным, и мы приятельски чокнулись.