— Видите, как он радуется?

Да, я это видел, черт побери.

Собака, явившаяся, очевидно, по собственной инициативе, была отконвоирована доцентом с места событий, что-то невнятно бурча, выражая полное непонимание и откровенно протестуя. Тем временем у открытой входной двери меня ожидала жена доцента.

— Я услышала, как вы подъезжали! — крикнула она в темноту сада. Заподозрив, что таким образом со мной фактически перешли на «ты», я догадался, до какой степени все здесь будет ужасно.

В доме отчетливо пахло псиной. Но был тут и другой запах — шел он от самого парадного входа, через все комнаты вплоть до туалета для гостей, где я мыл руки: высушенные цветы! Жена доцента явно испытывала особое пристрастие к ним. Немой, прорвавшийся в тяге к флористике крик души несчастной, сосланной в провинцию домохозяйки?

Я основательно высушил руки. От них пахло лавандой.

Хозяйка оказалась очень приветливой. У нее еще оставались дела на кухне — то была открытая американская кухня, отделенная от гостиной первого этажа одной лишь стойкой, — и она спросила, не хотел бы я для начала позвонить домой.

Неплохая идея.

Но вместо номера Эллен — спохватился я лишь тогда, когда включился автоответчик, — я по ошибке набрал свой собственный. Послушал себя. Просто не мог оторваться от звука собственного голоса. Дождавшись, пока отпищит сигнал, начал говорить.

— Привет, как дела?.. Что ж, я рад. У меня тоже.

(Говорить свободно было нельзя. Я находился в кабинете доцента, и дверь была приоткрыта.)

— Где я? В Фильдерштадт, — просипел я сдавленным голосом и понял вдруг, что вынужден бороться с подступившими слезами. В этот момент снаружи, как нельзя более кстати, залаял пес… — Счастливо! Еще позвоню. Я люблю тебя!

Я бережно опустил трубку на рычаг, сделал глубокий вдох и вернулся в комнату.

— Там все в порядке? — спросила жена доцента.

— Да, лучше не бывает.

Доцент тем временем тоже вернулся в дом и погрузился в глубокое кресло буйволовой кожи. Его высокие колени, обтянутые брюками из кордовой ткани и сейчас в согнутом состоянии доходившие примерно до уровня лопаток, как бы вопрошающе вонзались в пространство комнаты. Он набил себе трубку. Все это уж больно отдавало перспективой «уютного вечера». На всякий случай я зевнул. На столе — сырное печенье, белое вино. Скучные, вымученные разговоры ни о чем.

Незадолго до полуночи хозяйка показала мне наконец мою комнату. Это была «комната Нади». Взрослая дочь уехала на год в Торонто работать компаньонкой.

Комната без сухих цветов. Зато все стены сплошь увешаны плакатами с художественных выставок ранних девяностых. Ладно, это еще куда ни шло.

Оставшись наконец один, я сел за узкий письменный стол и долго созерцал фотографию лошади. Затем осторожно прислонился лбом к покрывавшему стол холодному стеклу. Я сам себе казался багажом, отправленным не по адресу.

Итак, на будущее: впредь все приглашения детально изучать под лупой! В случае обнаружения словосочетаний вроде «домашний уют», «неформальная обстановка» и прочих, включать сигнал тревоги № 1! Принимать приглашения только при условии гарантированного проживания в как можно более современном и желательно безликом отеле. В крайности согласен также на мягкую, успокаивающую музыку в лифтах и отвечающий всем мыслимым потребностям мини-бар!

Ночью я проснулся. Сначала даже не сообразил, где я. Так темно… Потом мелькнуло: я попал в руки похитителей. Они держат меня в заложниках на третьем этаже частного дома. Внизу собака — следит, чтобы я не сбежал. Вот почему я — что самое прискорбное — опасаюсь даже выйти в туалет. Может, собака и весь дом патрулирует? Точно! Пес притаился за дверью, только и ждет, что я сделаю неверный шаг… Но такой радости я ему не доставлю! Лучше уж в туалет не ходить.

Часы пробили дважды. Затаив дыхание, вслушиваюсь в чуждую мне тишину. Вспоминаю, что ребенком периодически мочился в постель. Но все равно делаю вид, будто сплю, и через некоторое время действительно засыпаю…

— Не так громко, Борис! У нас же гости.

Пробудился — и моментально понял, где нахожусь.

Собака тоже вскоре напомнила о себе. Кстати, отзывался пес — если вообще отзывался — на кличку Аякс. За завтраком он обнюхивает мои ботинки. Что бы я ни говорил, собака поднимала голову и, в изумлении разинув пасть, недоверчиво внимала мне. Я немного побаивался этого пса…

Стоп! Очень важный пункт, идеально вписывающийся в сценарий!

Общий набросок. Сцена следующая: Энслин, изображающий Лафатера, попадает в какое-то захолустье, например, в горную деревушку. Много лет назад здесь гостил и сам Лафатер. Местные жители — простые, милые сельские обитатели, ничего не замечают. Другое дело — собака!

Уговоры не помогают: «Но, Аякс, ведь это же господин Лафатер!»

А упрямый пес знай себе рычит. По-прежнему не доверяет. Его не убеждают уговоры хозяев. А они не верят ему. Вот так все просто. Между тем в Энслине просыпается неуверенность.