Я задумчиво рассматривал ведущий прямо ко мне след из крошек. Думал я о том, где мог на сей раз спрятаться от меня веник, меж тем как мысок моей ноги с любопытством вопрошал об этом ворох старой бумаги и сумрачную, наполовину заставленную пустыми бутылками нишу между холодильником и столом. И в этот момент случайно взглянул в окно… Они шли через двор замка! Женщину из управления по культуре я узнал моментально. Рядом с ней мужчина. В штатском! Вид у обоих весьма официальный.

Шикеданц вышел им навстречу. Они поговорили — скучная игра жестов за оконным стеклом: Шикеданц несколько раз важно кивнул, покачал головой, затем все, как по команде, настороженно оглянулись на мое окно.

Я отшатнулся, вытянулся, медленно, боком, шажок за шажком заскользил задом по кухонной стойке, продвигаясь в направлении коридора — как в фильме, где преследуемый ползет между 36-м и 37-м этажами, прижавшись спиной к стене дома. Бездна распростерлась перед его глазами, а он пытается бежать, переступая нога за ногу на узком выступе.

Я слышал, как они поднимались по лестнице.

Слишком поздно! Жаль. Финальную сцену я представлял себе совсем иначе:

Дверь забаррикадирована. Преследователи толкают ее, выкрикивая: «Здесь есть кто-нибудь? Мы ищем вандала, уничтожающего старинные письмена!» Нет ответа. Они, озираясь, входят в квартиру, затем в комнату. В центре комнаты стоит кресло. Оно повернуто высокой спинкой к двери. Рядом маленький столик, налитый до половины бокал коньяку, пепельница. В пепельнице сигарета, от которой поднимается тонкая предательская струйка табачного дыма. И внезапно из глубины кресла раздается голос: «Я знал, что вы придете».

Примерно так я все это воображал, но к сожалению, времени, чтобы так инсценировать собственное разоблачение меня не оставалось: в дверь позвонили. Вместо того чтобы с честью опуститься в кресло, я торопливо стряхнул крошки и в тапочках пошлепал к двери.

— Добрый день, — сказал я.

— Здравствуйте, — протянула дама из управления по культуре так осторожно, будто опасалась сказать что-нибудь не то. — Да, а это господин Грундиг. Возможно, вы знакомы?

Мужчина кивнул мне. Я покачал головой — затем мы прошли в комнату и сели.

— Мне, право, очень жаль, что мы беспокоим вас, — начала дама из управления по культуре.

— Могу ли я предложить вам что-нибудь? Чай? Кофе? — Вопросы эти я задавал с нарочитой любезностью, ибо держать себя в руках решил до последнего. — Еще у меня есть печенье.

Оба синхронно замотали головами.

— А впрочем, — сказала дама, — от кофе я сейчас не отказалась бы.

Теперь захотелось кофейку и господину Грундигу.

Ну вот! Я прошел в кухню и, насвистывая, поставил греться воду.

— Это шок, — донеслись до меня слова женщины.

— Наверняка он уже знает, — негромко произнес мужчина.

Когда я вернулся в комнату, на коленях господина Грундига лежал прозрачный полиэтиленовый файл.

Прежде, чем он раскрыл его, я не выдержал.

— Вы должны мне поверить — мне жаль, что все так произошло. И мне действительно очень стыдно.

Господин Грундиг и дама из управления по культуре коротко, удивленно переглянулись. Затем оба кивнули.

— Конечно, я понимаю, это глупо. В некотором смысле даже непростительно. Но теперь-то я уже не могу ничего изменить. К сожалению. Ведь дело сделано.

Господин Грундиг в изумлении откинулся на спинку стула:

— Я и понятия не имел, что вас это все еще до такой степени беспокоит. Но тем лучше.

— Итак… — произнес я, стараясь придать своему голосу как можно больше твердости, — чего вы ожидаете от меня?

— Только не поймите меня превратно: речь ни в коем случае не должна быть долгой! Это ясно. Но мы в юбилейном комитете, как бы сказать, подумали: вы ведь долгие годы были учеником Кранебиттера. Ну а поскольку в следующем месяце он собрался уйти на покой — пару слов на прощальном вечере… Думаю, профессора Кранебиттера это бы очень порадовало.

Мое лицо на краткий миг словно бы обрело самостоятельность: улыбка, которую при всем желании иначе как идиотской не назовешь, перекосила его авантюрно-загадочным образом; я ощущал свой растянутый рот вплоть до самых уголков. Только потом, когда я кое-как овладел собой, ухмылка испуганно сорвалась с моих губ и упорхнула прочь.

Улетела она недалеко, тотчас приземлившись на лицо господина Грундига.

— Ну, вот видите, — обрадовался он.

Чайник, засвистев на кухне, к счастью, прервал эту неприятную сцену. С горящими щеками я вскочил и устремился туда.

Дрожащими пальцами я засыпал в фильтр доверху наполненные кофейные ложки. Кранебиттер, Боже мой, Кранебиттер!

Осторожно залил кофе кипятком и с подносом засеменил обратно в комнату.

Грундиг между тем извлек из файла бумаги.

— Кажется, между вами было немало разногласий, не так ли? Особенно после того, как вы бросили у него аспирантуру. С учетом последнего обстоятельства, для вас это неплохая возможность. После всех недоразумений…

— Боюсь, я не смогу, — тихо ответил я.