Шрифт:
— Теперь вы понимаете, как важно мне дожить до Германии, — тихо сказал в заключение Бочковский. — Всю ее пройду насквозь, а отца разыщу и за потерянных друзей расплачусь… Отцу за пятьдесят… Доживет ли до встречи?
И еще одну реликвию возит в своем сундучке Бочковский: это обуглившаяся по углам записная книжка в черном клеенчатом переплете. Это все, что осталось ему на память о юном друге Юре Соколове, которого он похоронил 7 июля 1943 года под Обоянью.
— Вот, почитайте, — глухо говорит он. — Какой был человек!
Записи в книжке начинаются формулами аэродинамики: силы сопротивления, тяга винта, угол атаки… Он мечтал до войны стать летчиком. Авиация его влекла и потому, что брат девушки, которую он любил, был пилотом, они дружили.
«27 февраля 1941 года. Разбился Гриша (брат Нади)» — записано в дневнике Соколова.
Но это трагическое событие не отвлекло его от авиации. Наоборот, он еще более решительно добивается посылки в летную школу. Он хочет заменить в строю брата Нади, — Надежды Губаревой. Ее имя часто встречается на этих обгорелых страничках, но даже наедине с собой Юра Соколов был скуп на слова. Только один раз после слова «Надя» он вдруг записал: «Счастье мое я нашел в нашей дружбе с тобой. Все для тебя — и любовь, и мечты…» Товарищи слыхали, как перед последним боем он сказал своему ровеснику Шаландину, которому было суждено погибнуть почти одновременно с ним: «Если что-нибудь случится, напиши Наде. Запомни: Москва, Сокольники… дом 21». Название улицы друзья в суматохе запамятовали.
В свой дневник Соколов записывал только самое важное, что было в его короткой жизни:
5 мая 1939 г. Принят в ряды ВЛКСМ школьным комсомольским собранием.
7 июня 1939 г. Получил комсомольский билет № 7044363.
22 июня 1941 г. Началась война. Добиваюсь посылки на фронт. Пока не берут.
1 июля 1941 г. Мобилизован комсомолом на строительство укреплений в районе Вязьмы.
Дальше идут записи о прочитанном: Чернышевский, Герцен, Добролюбов. Адреса школьных товарищей. Когда все это было записано? Наверное, еще до войны. И снова продолжение хроники событий:
9 марта 1942 г. Исполнилось 18 лет.
17 марта 1942 г. В летчики не берут, буду танкистом. Сегодня принят в Харьковское бронетанковое училище.
24 апреля 1942 г. Первое вождение боевой машины.
9 ноября 1942 г. Присвоено звание лейтенанта.
19 февраля 1943 г. Выехали на фронт.
23 февраля 1943 г. Попал в 1-ю гвардейскую танковую бригаду.
Ему не было еще девятнадцати лет, когда он пришел в часть. Встреча с ветеранами танковой бригады взволновала его, и вдруг он разразился длинной лирической записью о том, что ему вспомнились страницы «Войны и мира», посвященные приведу Денисова в дом Ростовых: «…Там все было наполнено памятью о пережитом. Тысячи нитей, трогательные, хорошие и смешные воспоминания связывали людей. Тепло старой, крепкой семьи. Тепло верных стен, под защитой которых рождались, жили, думали и умирали. Углов, где в сумерках сидели, тесно прижавшись, обещали навсегда дружить…»
И в эти же дни Соколов вписал в свою книжку еще несколько полюбившихся ему высказываний:
В этой жизни помереть нетрудно, сделать жизнь значительно трудней. (В. Маяковский).
Важно только одно: любить народ, Родину, служить им сердцем, душой. Работайте, учитесь и учите других.
Дальше чертеж и формулы стрельбы из танка на ходу по неподвижным целям, и вот последняя торопливая запись карандашом:
Мне не страшно умирать, товарищи. Это счастье — умереть за Свой народ.
(Зоя Космодемьянская).
Вечером в тот же день Соколов погиб. Бочковский вывез его мертвое тело с поля боя на броне своего танка.
…Вернулся я в Сады Мале к полудню третьего июля. Меня ждали две телеграммы, требующие возвращения в Москву. Да я и сам понимал, что дольше задерживаться нельзя, и так я отсутствовал в редакции почти целый месяц. Надо было собираться в обратный путь.
Командарма я встретил на дороге. Он шел, немного сгорбившись, отираясь на палочку, в мундире и в домашних туфлях. За ним неотступно следовали профессор Беленький, адъютант, вестовой и автоматчики — все с большими кульками, свернутыми из газет: генерал шел в лес по грибы — старинная, с детства, страсть. У меня сразу засосало под ложечкой: по опыту я знал, что если генерал в разгаре штабной работы отправляется собирать цветы, грибы или ловить рыбу — значит, активные боевые действия вот-вот начнутся.
На холмах вокруг хутора стоял прекрасный южный лес — граб, ясень, береза. На полянах — пестрый ковер цветов. Уйма земляники в траве. Да и грибов после недавних дождей немало… Генерал внешне спокоен, много шутит, рассказывает разные разности. Наткнувшись в заглохшем, давно заброшенном саду на глубокий колодезь, он немедленно учиняет своим спутникам экзамен по механике: вынут секундомер, автоматчик собирает камушки. Брошенный в колодезь камень достигает дна в три секунды — какова глубина?.. Спутники смущены… Катуков подсказывает: ускорение… квадрат времени… разделить пополам… Эх, вы, ученые люди! Военные все должны знать, никогда заранее не представишь себе, что понадобится тебе в бою…
Потом на ходу идет разговор о Богдане Хмельницком, о превратных судьбах дубенского плацдарма в разных войнах, проходивших здесь, о хирургии, о нервной системе. После долгой прогулки сидим под черешней, и генерал сосредоточенно сортирует грибы, разъясняя профессору, как отличать ядовитые от съедобных, и показывая, как надо чистить подберезовики, сыроежки, подъяблоневик, белый гриб. Он приказывает тут же зажарить собранные грибы, и вестовой бежит с ними на кухню… «Сегодня я ем грибы и только грибы!» — кричит вдогонку генерал.