Шрифт:
Ночью батальон вышел на исходный рубеж для штурма деревни Аржаники. Это был очень яростный бой. Деревня была освобождена, но молодой комбат Самохин, только что ставший капитаном, погиб. Память о нем жители Смоленщины берегут свято. Одна из улиц поселка Карманово, лучшая школа и лучшая пионерская дружина района носят имя Самохина. У памятника бойцам-освободителям, который стоит в центре поселка, по праздникам возлагаются венки.
ЦК ВЛКСМ, Смоленский, Орловский и Волгоградский обкомы комсомола посмертно занесли имя Самохина в свои книги почета…»
А вот что написал мне другой ветеран-катуковец Николай Биндас:
«Я внимательно читаю все, что написано о нашей танковой бригаде. Прочел много интересного. Но вот что обидно: очень мало рассказано о замечательном танкисте Володе Жукове, который пришел к нам в дни боев в Подмосковье и дошел почти до самого Берлина — он погиб уже весной 1945 года.
В 1941 году мы воевали вместе, буквально бок о бок. И вот мне хочется рассказать об одном из труднейших боев той поры — о бое на Гжатском направлении, когда мы упорно пытались прорвать рубеж обороны гитлеровцев у одной рощи, которой тогда дали странное название «Аппендицит». К этому времени войска противника и наши значительно поредели. В подкрепление нам были подброшены стрелковые части из сибиряков. Из них создавались большие группы лыжников, которые совершали рейды в тыл врага и охотились за языками. Посылать в разведку танки по снегу толщиной в полметра было просто бессмысленно, да их в бригаде и осталось не так уж густо.
В 1-м батальоне А. Ф. Бурды оставалось в наличии пять-шесть тяжелых машин KB, и все они укрывались в снегу. Почти невидимые, они стояли, как крепости, в засадах и держали оборону. Во 2-м батальоне И. Н. Бойко было лишь три «тридцатьчетверки» с дизельными моторами.
Путь нашим войскам преграждала неширокая, но довольно длинная полоса леса, очень выгодная для обороны. Эта полоса была буквально напичкана немецкой артиллерией, минометами и охранялась авиацией. Опираясь на эту позицию, немцы причиняли большой урон нашим частям, пытавшимся наступать на г. Гжатск.
Холод все еще держался неимоверный. Дежурили в башнях поочередно, а спать хотелось зверски. Но разве можно уснуть, когда коченело все, несмотря на то, что были одеты очень тепло? Только после прогрева моторов мы немного согрелись. Но при реве моторов и немцы шевелились. Они опасались, что начинается танковое наступление или же подходят резервы, и сразу же открывали огонь.
Надо было пробиваться дальше на запад. И вот на рассвете на переднем крае появился сам Катуков, а с нам еще какой-то генерал. Они захватили с собой обоих комбатов, оделись в белые маскировочные халаты и отправились на рекогносцировку, продвигаясь по глубоким снежным траншеям.
В стороне парило торфяное болото. Слышались хлопки осветительных ракет, которые немцы запускали от вечерних сумерек до полного рассвета. Болото было небольшим, но показалось подозрительным — слишком парило; стало быть, недостаточно промерзло и могло в несколько минут проглотить наши машины, если бы они попытались тут пройти.
Командование приняло решение — предпринять атаку против «Аппендицита», обходя болото по опушке ельника.
Предприняли атаку. Храбрый и решительный командир нашего взвода Попов все же в последнюю минуту, на свой риск и страх, попытался проскочить через торфяное болото. Что же оказалось? Гитлеровцы, что называется, на всякий случай заложили здесь фугас, хотя и было маловероятно, что мы сунемся через болото. Танк подорвался, Попов был тяжело ранен. Его перевязали, и я потащил подбитую машину и ее раненого командира к штабу, где были врачи.
Теперь я стал командовать взводом или, вернее, тем, что от него осталось, — мы остались вдвоем с Володей Жуковым. А назавтра нас ждала новая потеря: мы сидели после обеда с нашим механиком Яшей, к сожалению, его фамилию я запамятовал, и обсуждали создавшееся положение, как вдруг мой собеседник замолчал навсегда: шальная или снайперская пуля попала ему прямо в сердце. Мы долго еще вспоминали с горечью о гибели Попова и Яши. Но война есть война…
Суток двое-трое еще мы постояли в засаде, и тем временем командование снова обсуждало план решения задачи. Танки KB А. Ф. Бурды, стоя в засадах, на окраине леса, время от времени грохотали моторами. Наши две «тридцатьчетверки» укрывались под небольшими разлапистыми елочками.
Наконец решение было принято. Оба наши Т-34 под командованием Бойко в сопровождении пехоты двинулись на штурм «Аппендицита» по обочине лесной тропы. По самой тропе ехать было нельзя — надо было остерегаться заложенных фугасов, смертельно опасных для танков, да и для нашей малочисленной пехоты.
Неожиданно мы выскочили на огромную поляну. Оказалось, что она-то и причиняла нашей пехоте большое зло: поляна была буквально напичкана минометами всевозможных калибров. Вот здесь-то и начал мстить за товарищей Володя Жуков. Его невозможно было остановить, а ведь обычно он был скромным и даже застенчивым пареньком.
После разгрома этого минометного гнезда мы двинулись дальше. Вышли на окраину леса — стволы орудий вперед. Долго осматривались, прислушивались, но… мертвая тишина. Мы почуяли что-то недоброе. Продвинулись еще метров на пятьдесят, и что же? Сразу по нашим машинам был открыт мощный огонь. Мы быстро отошли в рощу. Опять раздумья и всякие размышления, а танков-то у нас только два! Несколько дней простояли в засаде.
В эти дни мне было приказано вновь разведать путь в тыл к немцам. Двигались мы медленно и осторожно. По пути остановились неподалеку от танков А. Ф. Бурды, я вышел, поговорил с ребятами, а затем помчался прямо по тропинке к своим машинам. Вдруг у самой машины меня сшиб с ног Володя Жуков: ложись! И тут же грянула вражеская пулеметная очередь. Она могла бы меня перерезать, если бы Володя меня не свалил.
В поисках выхода в тыл к гитлеровцам мы обнаруживали много дзотов на окраинах леса и даже в глубине. В этих случаях слово представлялось Володе. Он подводил машину с тыльной стороны укрепленной немецкой позиции и запускал пару шрапнельных снарядов, несколько пулеметных очередей…
Долго мы искали проход в тыл «Аппендицита». И вот однажды за рощей мы увидели траншеи. Жуков заметил, откуда ведется орудийный огонь. Это было единственное место, где можно было взломать оборону противника: враги не ждали нас, а мы нагрянули. Забросали траншеи гранатами, обошли с тыла батареи орудий и минометов и начали их давить. Володя тут снова отличился: от орудий только колеса вверх летели, а от минометов не оставалось ничего.
Уже вечерело. У нас осталось только по одному осколочному снаряду. Надо было возвращаться «домой», а «дом» наш был в лесу, куда подвозили снаряды и горючее, то есть топливо. Тут же мы заправились горючим и снарядами до отказа и еще затемно отправились в обратный путь.
Немцы не успели восстановить оборону, и мы, ведя за собой пехоту, возобновили наступление.
К полудню Володя вырвался далеко вперед, и пришлось поспешить ему на помощь, но дела шли хорошо. То и дело слышались слова «Гитлер капут!» — это сдавались в плен немцы. Кажется, само небо радовалось нашему успеху, даже облачной пушинки не появлялось, а предапрельское солнце светило на славу…
Через несколько дней после этого боя в лесной полосе мы сдали оставшиеся машины в другую бригаду, а личный состав 1-й гвардейской отправился в Москву, где начал формироваться 1-й танковый корпус».
Я нарочно полностью привел эти два рассказа ветеранов-катуковцев, хотя, в сущности, в них нет каких-либо эффектных картин сражений. Но они точно воспроизводят пережитое — нелегкий и часто драматический будничный ратный труд солдата, когда бой приходится вести за каждый окоп, за каждую воронку, за каждый пень в лесу, перенося огромные физические и нравственные испытания.
Так завершила нелегкие бои на Западном фронте 1-я гвардейская танковая бригада, выполнив до конца свой воинский долг в великом подмосковном сражении.
СПРАВКА
В наказание за провал наступления на Москву Гитлер отстранил от командования группой армий «Центр» фельдмаршала фон Бока, снял с поста главнокомандующего сухопутными войсками вермахта фельдмаршала фон Браухича, командующего 2-й танковой армией генерала Гудериана и многих других военачальников. Генерал Блюментрит так написал в своих мемуарах о том, что произошло под Москвой: «Это был поворотный пункт нашей восточной кампании надежды вывести Россию из войны в 1941 году провалились…»
Западнее Воронежа. 1942
Время тревожных ожиданий
Шло второе военное лето. Оно начиналось для нас тревожно. В воздухе было разлито ожидание драматических событий: долгая оперативная пауза, наступившая после блистательного разгрома гитлеровцев под Москвой и после ряда других наступательных операций Красной Армии, была использована и нами, и нашими врагами для подготовки к новым битвам, и теперь все чаще с переднего края фронта, прорезавшего нашу страну от Арктики до Черного моря, доносился зловещий гул канонады. Вот как характеризуется соотношение сил на этом фронте, по данным на 1 мая 1942 года, в кратком научно-популярном очерке «Великая Отечественная война»:
«Внутреннее положение Советского Союза и состояние его Вооруженных Сил к весне 1942 г. заметно укрепились… Мужали, крепли и сами Вооруженные Силы… Численность действующей армии на 1 мая 1942 г. составляла более 5,5 млн. человек. На вооружении армии было свыше 4 тыс. танков, почти 43 тыс. орудий и минометов, более 1200 установок реактивной артиллерии и более 3 тыс. боевых самолетов. Однако было еще очень много легких танков и самолетов устаревших конструкций. В целом же Советская Армия еще не достигла технического превосходства над врагом и по-прежнему уступала немецкой армии в подвижности.
Немецко-фашистская армия вследствие потерь, понесенных ею в зимней кампании 1941/42 г., стала несколько слабее… Однако проведением ряда мероприятий гитлеровскому руководству удалось к весне 1942 г. не только восполнить потери войск на Восточном фронте, но и увеличить общую численность своих вооруженных сил по сравнению с началом 1942 г. более чем на 700 тыс. человек. За период с декабря 1941 г. по апрель 1942 г. на Восточный фронт было переброшено более 40 дивизий… На 1 мая 1942 г. в составе вооруженных сил фашистского блока, действовавших на советско-германском фронте, в общей сложности имелось 6,2 млн. солдат и офицеров, 43 тыс. орудий и минометов, более 3200 танков и штурмовых орудий, 3400 боевых самолетов, около 300 надводных кораблей различного класса, 44 подводные лодки». [24]
24
«Великая Отечественная война. Краткий научно-популярный очерк». М Политиздат, 1970, стр. 134–135.
Вот-вот эти две многомиллионные армии должны были снова схватиться в кровопролитнейшей схватке, от исхода которой зависело очень многое, если не все.
Мы помнили и часто повторяли слова, сказанные Сталиным в памятный день необычайного парада 7 ноября 1941 года на Красной площади, поразившие весь мир: «Еще полгода, может быть, годик, и гитлеровская армия рухнет под тяжестью совершенных ею преступлений». Эти слова, произнесенные тогда, когда войска Гитлера стояли в одном переходе от Москвы, казались поистине дерзкими. Но всем нам страстно хотелось верить, что будет так, как сказал Сталин, и мы верили и считали дни — сколько еще осталось терпеть и страдать, воевать и умирать, стараясь не думать о том, мыслимое ли это дело — уже в 1942 году разгромить и повергнуть в прах гитлеровский рейх.
Поначалу все шло хорошо, и неожиданные для многих мощные удары Красной Армии укрепляли веру в этот спасительный сталинский «годик». Перейдя в контрнаступление, советские войска освободили более одиннадцати тысяч населенных пунктов, в том числе свыше шестидесяти городов.
Как ни трудно приходилось на фронте и в тылу, как ни тяжелы были жертвы, весной 1942 года повсюду царило спокойное и уверенное, и, я бы сказал, рабочее настроение. В небывало короткие сроки где-то далеко на востоке были заново смонтированы перевезенные из захваченных фашистами краев военные заводы, и оттуда на фронт уже мчались эшелоны с новенькими танками, самолетами, пушками.