— Там почта, — буркнула Флоренс. — Целая кипа.

— Правда?

— В коридоре на тележке. Принести?

— После ванны, душечка, ладно?

Флоренс открыла ящики и дверцы шкафов, вытаскивая то, что хозяйка намеревалась сегодня надеть. Мисс Беллами, сидевшая на строжайшей диете, пила чай с поджаренным кусочком хлеба и читала телеграммы, сопровождая каждую довольным восклицанием.

— Милый Берти! Какую трогательную неразбериху он прислал. Смотри, Флори, телеграмма от Бэнтингов из Нью-Йорка. Как любезно с их стороны!

— Мне говорили, что их постановка прогорела, — заметила Флоренс. — И неудивительно. И неприлично, и скучно. Уж надо что-нибудь одно.

— Ну что ты в этом понимаешь, — рассеянно ответила мисс Беллами. Она в недоумении смотрела на следующую телеграмму. — Чепуха какая-то! Нет, это просто чепуха! Флори, дорогая, послушай, пожалуйста.

Хорошо поставленным голосом она громко и с выражением прочитала:

— «Она родилась из лона утренней росы, а была зачата радостной весной». Гадость какая!

— Да нет, довольно трогательно. А вот кто такой Октавиус Браун?

— Понятия не имею, радость моя. — Флоренс накинула на мисс Беллами неглиже, сделанное по эскизу Берти Сарасена, и ушла готовить ванну. Мисс Беллами уселась за туалетный столик и занялась косметикой.

В дверь, ведущую из спальни мужа, постучали. Вошел Чарльз Темплетон. Это был крупный блондин лет шестидесяти, с большим животом. Он был одет в темно-вишневый халат. На шее на шнурке болтались очки. Волосы, тонкие и редкие, как у младенца, были тщательно причесаны. Чисто выбритое лицо покрыто нездоровым румянцем, который обычно свидетельствует о сердечной болезни. Поцеловав жене руку и лоб, он положил перед ней маленький пакетик.

— С днем рождения, Мэри, дорогая, — проговорил он.

Двадцать лет назад, выходя за него замуж, она утверждала, что у него обворожительный голос. Даже если голос и остался таким, она этого больше не замечала или, вернее, не находила нужным вслушиваться в то, что он говорил.

Но сейчас его надо было окружить праздничным оживлением, тем более что его подарок — браслет с бриллиантами и изумрудами — привел ее в восторг: это была действительно великолепная вещь, даже для Чарльза. У нее мелькнула мысль, что ведь и он, так же как Флоренс и Нинн, знает, сколько ей лет. Интересно, может, они хотят подчеркнуть именно эту дату? Есть ведь такие цифры, которые своим внешним видом, грузной округлой формой просто кричат о своей перезрелости. Вот пять, например. Она велела себе больше не думать об этом и показала мужу телеграмму:

— Интересно, что ты скажешь об этом? — Пройдя в ванную, она оставила дверь открытой. Из ванной вышла Флоренс и начала приводить в порядок постель с видом человека, который с собой шутить не позволит.

— Доброе утро, Флоренс, — поздоровался Чарльз Темплетон. Надев очки, он с телеграммой в руках отошел к расположенному в нише окну.

— Доброе утро, сэр, — сдержанно ответила Флоренс. Только наедине со своей хозяйкой она позволяла себе характерную для костюмерш фамильярность.

— Ты видел когда-нибудь нечто подобное? — крикнула из ванной мисс Беллами.

— Восхитительно, — ответил он. — И как мило со стороны Октавиуса.

— Ты что, знаешь, кто это?

— Октавиус Браун? Конечно, знаю. Чудак из соседнего книжного магазина «Пегас». Учился в Оксфорде в том же колледже, что и я, но раньше. Замечательный человек.

— Черт меня побери, — воскликнула, плескаясь в ванной, мисс Беллами. — Ты имеешь в виду эту мрачную лавчонку с толстым котом на подоконнике?

— Да, именно. Он специализируется на литературе эпохи Возрождения.

— И поэтому говорит о лоне и зачатии? Что имел в виду этот бедный мистер Браун?

— Это цитата, — очки Чарльза опять повисли на шнурке. — Из Спенсера. На прошлой неделе я купил у него удивительного Спенсера. Без сомнения, он думал, что ты его прочитала.

— Ну, тогда я притворюсь, что это так. Я загляну к нему и поблагодарю. Милый мистер Браун!

— Они друзья Ричарда.

В голосе мисс Беллами послышались резкие нотки:

— Кто? Почему они?

— Октавиус Браун и его племянница. Симпатичная девушка. — Чарльз взглянул на Флоренс и, поколебавшись, добавил: — Ее зовут Анелида Ли.

Флоренс кашлянула.

— Ты шутишь? — со смешком отозвался голос из ванной, — Ане-ли-да. Похоже на какой-то крем для лица.

— Это из Чосера.

— Тогда кота, надо полагать, зовут сэр Топас?

— Нет, он из другой эпохи. Его зовут Ходж.

— Никогда не слышала, чтобы Ричард говорил о ней.

— Она, между прочим, актриса.

— Господи!

— В новой театральной студии «Бонавентур», что на Вол-тон-стрит.

— Чарльз, бедняга, можешь больше ничего не говорить. Я уже все представила.