– Удачно пошутил. Прямо оригинал!

– Да нет, что ты. Просто я тебя сильно люблю. И ты мне нравишься такая.

– Какая?

– Ну такая. Красивая. Стильная. Модная. Добрая. Ммм… Взбалмошная.

– И все.

– Вроде да.

– Угу. – Вики встала, прошлась по кабинету, как бы соглашаясь с его словами. – Да, конечно. Да. Но ты забыл!!! – Она резко развернулась к нему, и Джонни подпрыгнул, внезапно оказавшись почему-то на ее кресле.

– Что я забыл?

– Ты забыл сказать «умная». Или не забыл? Или вы с папочкой так не считаете?

– Ну-у…

– Что ну?

– Не знаю, как папа, а я конечно же считаю. Иначе бы я на тебе не собирался жениться…

– А мне казалось, что только уверенность в абсолютном отсутствии у меня мозгов является для тебя поводом для этой женитьбы! У меня удобный имидж блондинки, которая украсит собой любую гостиную.

– Хм. Вот когда ты так ругаешься, я и вправду начинаю подозревать, что он у тебя есть.

– Кто?

– Ум.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Это честно.

– Теперь вижу, что честно. Значит, мне надо почаще ругаться.

– Зачем?

– Чтобы ты утвердился в мысли, что у меня есть ум.

– Вики, не обижайся, у тебя действительно прекрасно получается. Ты неглупая, ты красивая, и вовсе не деньги папы открывают тебе дорогу в клубы. По крайней мере, не только они. Ты умеешь писать.

– Тогда в чем дело? Почему ты не допускаешь меня до настоящей работы?

Джонни прошелся по кабинету, заложив руки за голову.

– Вики, я не понимаю, почему ты свою работу не считаешь настоящей? Почему тебя тянет совсем в другую сторону?

– Потому что я хочу быть настоящим журналистом.

– Но ты и есть настоящий журналист. Я так искренне полагаю.

– Нет, просто я – папина дочка, и чтобы меня не обижать, ты даешь мне мелкие задания, а потом называешь настоящим журналистом, чтобы не портить отношения с шефом. Я так искренне полагаю.

– Вики! Я ведь могу и обидеться.

– Джонни. Ты не можешь обидеться.

– Это почему же?

– Папа выгонит тебя с работы, а я откажусь выходить за тебя замуж.

– Ты перегибаешь палку, дорогая.

– Нет. Я пытаюсь соответствовать тому образу, который вы мне навязали. Вот сейчас я раскапризничаюсь, разорусь на тебя, а ты будешь вынужден со мной помириться, потому что связан по рукам и ногам.

– Да?

– Да! Ты присосался ко мне, как пиявка, а на самом деле даже не считаешь нужным знакомить со своими друзьями, потому что я всего лишь дочка шефа, тупая, взбалмошная и темпераментная в постели. Больше я…

– Ну так вот, послушай… – Джонни наклонился к самому ее лицу. – Послушай, что я на самом дела обо всем этом думаю.

– И что же?

– Ты тупая, взбалмошная, темпераментная в постели, за это ты мне и понравилась с самого начала. Мужчины всегда кидаются на таких. Ты ни черта не умеешь писать, и меня достали улыбочки моих подчиненных, которые только и ждут, чтобы мы поженились, чтобы сказать мне в лицо, что я карьерист. Я не вижу ни капли мозгов ни у тебя, ни у твоего папаши, раз он запихнул тебя дальше собственной приемной, где бы ты варила ему кофе!

Вики казалось, что ее грудь сейчас разорвется на мелкие кусочки. Горло сдавило спазмом, стало поташнивать… А Джонни словно не замечал, какие слова срываются с его языка.

– Как же мне все это осточертело! И ты – со своими длинными ногами, голливудской улыбкой, влажными поцелуями и однообразным сексом на ночь. Ты надоела мне вся – от начала до конца! – Он перевел дыхание, снова прошелся по кабинету и резко развернулся возле нее, глядя куда-то сквозь, словно разговаривал сам с собой: – Но в одном ты права: порвать с тобой я не могу, потому что не могу потерять это шикарное место главного редактора. И я чувствую себя слизняком и ненавижу себя за свое малодушие!.. Да! Я малодушен. И я не готов порвать с тобой! О господи!

– Был, – хрипло прошептала Вики.

– Что?

– Был не готов.

– Что это значит?

– Наверное, сейчас ты нашел в себе мужество, я так понимаю?

– Нет… то есть да… То есть, Вики, мне надо побыть немного одному. Извини меня, киска, что я наговорил тебе сейчас много обидных слов… – Он подошел, провел ладонью по ее щеке…

А она даже не пошевелилась, чтобы дать ему пощечину или врезать посильней коленкой. Просто она чувствовала себя извалявшейся в самой мерзкой грязи… и впервые в жизни не могла дать достойный ответ. А еще она чувствовала чудовищную опустошенность, потому просто молчала и смотрела в пол. Видимо, образ тупоголовой блондинки прицепился к ней очень крепко, если Джонни даже не понимает, насколько сильно задел ее. Он не понимает, что это конец их отношений. «Наговорил слов»! Он думает, что сможет запудрить ей мозги и вечером за ужином помириться… Интересно, она действительно производит впечатление человека, которому даже не важен смысл слов и который способен обидеться, только если на него откровенно наорали?