Виталий понял, что попал в западню. И помощи ждать неоткуда. Никто не освободит. Никакой надежды вырваться на волю. Если и можно на кого-то надеяться, то только на себя.

— Все равно вы меня обманули.

— Не обманули, а ввели в заблуждение, — уточнил Степан. — Интересную ты нам историю рассказал, дружок. Все подробности мы знаем — из твоего чистосердечного признания. Осталось только повторить все для протокола. Ну что, начнем?

В ответ на это предложение последовал грубый выпад.

— Да пошел ты! — окрысился Виталий.

А он и был похож на крысу, зажатую в угол.

— Ну вот, с братвой ты на «вы» и шепотом. А сотрудникам милиции можно и хамить, так? — возмущенно спросил Федот.

— Плевать я на вас хотел. И на бумажку вашу чхал…

— Это твоя бумажка. Ты ее написал.

— Написал. Под вашу диктовку. Потому что вы угрожали мне пистолетом. А докажите, что это не так! И вообще, по какому праву вы меня задержали? У вас есть санкция?

— Ну вот, о правах заговорил. Сейчас про правовое государство вспомнишь.

— И вспомню. Где следователь? Почему мне не предъявляют обвинения по всей форме? Где адвокат, наконец?

— Все? — невозмутимо спросил Степан.

— Нет!!! Я требую представителей прессы!

— А-а, ну это пожалуйста!

Федот подошел к Виталию, схватил его за шкирку, сорвал со стула и подтащил к окну.

На площадке перед входом в здание стояли два навороченных джипа. И рядом с ними, кучкой, крепкие бритоголовые ребята в коже. Чуть поодаль два «шестисотых» «мерса».

И возле них примерно такая же картина.

— Видишь, сколько журналистов? — с жесткой усмешкой спросил Федот. — И у каждого по перу. Писать будут…

Тебя писать будут. Перьями. Перо в бок, и все дела…

— Ч-что… Что это такое? — Виталия хватил мандраж.

Он, конечно же, догадался, что это вовсе не журналисты.

— Те, что на джипах, писаки от бандита по кличке Сафрон. Ага, того самого, бойцов которого вы оприходовали.

— Это не я.

— Не ты… А на «мерсах» ребята от вора в законе по кличке Берлога. Знаешь такого?

На Виталия страшно было смотреть. Казалось, — его кондратий сейчас хватит от ужаса.

— Помнишь такого, спрашиваю?

— П-помню, — через силу выдавил он.

— Конечно же, помнишь… Как ты думаешь, ему понравилось, что ты его чертиков ловить заставил?..

— Это не я.

— Ну вот, опять не ты. А кто?

— Это Воланд. Он дал команду.

— Но исполнил ты. А исполнители умирают первыми…

Кстати, твой Воланд сейчас на жарком солнышке греется.

А тебе умирать…

Как бы в подтверждение этих слов один из братков бросил взгляд на окна, увидел Виталия и сделал ему знак — ребром ладони провел себе по горлу.

— Я не хочу умирать.

Виталий был в трансе.

— Конечно же, не хочешь. А придется… Или ты не настаиваешь на своей невиновности?

— Настаиваю…

— Ну раз настаиваешь, придется тебя отпустить. На нет, как говорится, и суда нет… Все, ты свободен. Можешь идти!

— Куда?

— А куда хочешь. Только учти, черного выхода у нас нет.

Все пользуются парадным…

— Нотам…

Виталий с ужасом смотрел в окно.

— Что там?.. Ах да, журналисты… Ну так расскажешь им, что ты жертва милицейского произвола. Как ты думаешь, они тебе поверят?..

— Вы не можете так со мной поступить.

— Почему? — искренне удивился Федот. — Вы, значит, могли с людьми поступать, как вам угодно. А мы вашего брата в задницу должны целовать? Не выйдет… Вячеслава Борисовича Рысьева ты, конечно же, знаешь…

— Может быть…

— И его сына ты помнишь. Которого вы на шестьдесят тысяч долларов обули. Ну с сыном-то ладно, у него все нормально. А вот Рысьев-старший вашей милостью в психушке оказался. И неизвестно, выйдет он когда-нибудь оттуда или нет. И все это из-за ваших чертиков.

— Вы своих чертиков разводили. А они своих, — кивнул Степан на братков. — Сейчас посмотрим, чьи чертики сильней…

— Они… Они меня убьют.

— Убьют, — кивнул Федот. — Но могу тебя заверить, в этом случае они понесут заслуженное наказание. Твой убийца получит как минимум пятнадцать лет строгого режима. Тебя это устраивает?

— Н-нет.

— Ты предлагаешь пожизненное заключение? Что ж, пусть будет так.

— Я не хочу… Я не хочу умирать.

— Естественное желание каждого нормального человека.