– Это еще почему? – удивился Игнат.

– Потому что ты своим поведением позоришь школу!

– Каким таким поведением?

– А таким, преступным! Твой отец убил человека. А как известно, яблоко от яблони недалеко падает. Где гарантия, что ты на моем уроке не убьешь своего одноклассника? Такой гарантии нет! А я за твое преступное поведение отвечать не собираюсь!

Он говорил так, как будто Игнат уже кого-то убил. Можно подумать, он уже состоялся, как злостный душегуб.

Как будто плотина в душе обрушилась. Вся накопившаяся злость мутным потоком обрушилась на физрука.

– Да пошел ты, козел!

– Что ты сказал? – взъярился Дольцев.

– Что слышал!

С гордым видом Игнат направился к выходу из зала. Но взбесившийся физрук нагнал его, схватил за плечо, развернул к себе лицом.

– Я спрашиваю, что ты сказал? – с пеной у рта спросил он.

– Прочисти уши, то и сказал...

Игнат сбросил руку с плеча и продолжал было свой путь. Но сильный толчок в спину впечатал его в дверь.

Это было уже слишком. Игнат повернулся к учителю и бросился на него.

У Дольцева радостно заблестели глаза. Еще бы, у него появилась возможность на законном основании навешать строптивцу горячих трендюлей. Он был на все сто уверен, что справится с Игнатом одной левой. И поплатился за свою самоуверенность.

Игнат бросился ему в ноги. Плечом зафиксировал коленные суставы, руками со всей силы дернул физрука за лодыжки.

Дольцев падал на пол как бревно. Он больно ударился головой. Попробовал подняться, но перед глазами все плыло как при хорошем нокауте.

Игната вызвали к директору школы. Он думал, что Сергей Валентинович сожрет его с потрохами. Но тот сначала внимательно и спокойно выслушал его объяснения. Сказал, покачивая головой:

– Денис Андреевич был в корне неправ. Он не должен был так себя вести. С ним я разберусь лично. Но и ты, Бурлаков, был неправ. Ты не должен был бросаться на учителя с кулаками. Ты хоть понимаешь, что ты был неправ?

– Понимаю, – угрюмо вздохнул Игнат.

– Что еще скажешь в свое оправдание?

– Этого больше не повторится.

– А если повторится?.. Насколько я понял, вы, молодой человек, не умеете контролировать свои действия. Наброситься на учителя с кулаками... И отца в школу не вызовешь, – язвительно усмехнулся Сергей Валентинович. – Как он там, в тюрьме?

– Плохо, – исподлобья глянул на директора Игнат.

– Понятное дело, что плохо. Кому в тюрьме хорошо? И ты мотай на ус, что в тюрьму лучше не попадать ни за какие коврижки!

Как будто кто-то предлагает Игнату коврижки ради того, чтобы он сел в тюрьму.

Игната ни на педсовет не вызвали, ни, тем более, на комиссию по делам несовершеннолетних. Но случилось самое гадкое из всего, что могло быть. Учителя, как сговорившись, перешли к открытой травле.

Это началось на уроке химии. Татьяна Викторовна с важным видом вошла в класс, глянула на учеников поверх очков. Взгляд остановился на Игнате. Лицо исказила гневная гримаса.

– Бурлаков, ты здесь? – возмущенно спросила она.

– Здесь. А что? – удивился он.

– Если ты здесь, то я отказываюсь вести урок. Не хватало еще того, чтобы ты набросился на меня с кулаками!

Химичка ушла, хлопнув дверью.

На уроке физики все повторилось. Учительница отказалась вести урок, потому что якобы боялась Игната.

Травля продолжалось. Учителя все как один отказывались вести уроки. Посыпались протесты родителей. Виноватыми оказались не учителя, а Игнат. Оказывается, своим поведением он позорит честь школы и разлагающе влияет на подрастающее поколение. Было высказано требование избавить школу от его присутствия.

В конце концов Игнат сломался. Избавил себя от присутствия школы. А ведь до экзаменов и свидетельства о восьмилетнем образовании оставалось всего ничего.

2

Игнат всегда с нетерпением ждал лета. Пора каникул, пацанячья вольница от рассвета до заката. Но в этот раз лето принесло ему одни неприятности.

Убийство Марины расследовали недолго. Ни к чему было тянуть резину, если подследственный полностью признал свою вину. В июле состоялся суд, и отцу зачитали приговор. Поскольку было установлено, что действовал он в состоянии аффекта, с учетом всех смягчающих обстоятельств он получил восемь лет общего режима. Мог бы и высшую меру схлопотать.