Руфь довела меня до честерфилдовских кресел и оставила там посидеть, пока не разыщет туалет: «так, на всякий случай». За моей спиной люди суетились и бегали, таскали огромные лампы на тонких паучьих ножках, кто-то хохотал, а я почти не обращала внимания. Вспоминала день, когда я в последний раз вошла в эту гостиную — в настоящую, а не в здешние декорации, — день, когда я твердо решила навсегда покинуть Ривертон.

Я тогда говорила с Тедди. Он отнюдь не обрадовался, но к тому времени успел потерять изрядную часть своей самоуверенности — последние события просто выбили его из колеи. Он походил на капитана тонущего корабля, который все понимает, но ничего не может сделать. Просил меня остаться, если не ради него, так в память о Ханне. И почти уговорил. Почти.

— Мама! — Руфь потрясла меня за плечо. — Мам! С тобой Урсула говорит.

— Простите. Я не слышала.

— Мама немножко глуховата, — объяснила Руфь. — Неудивительно — в ее-то годы. Я пыталась отвести ее на проверку слуха, но она такая упрямая!

Упрямая — согласна. Но не глухая, и не люблю, когда об этом говорят; зрение у меня уже не то, я потеряла почти все зубы, быстро устаю, питаюсь почти одними таблетками, а вот слышу не хуже, чем раньше. Просто с возрастом выучилась слышать только то, что сама хочу.

— Я всего лишь сказала миссис Брэдли, то есть Грейс, что странно, наверное, вернуться обратно. Ну, или почти обратно. Воспоминания нахлынули?

— Да, — тихо ответила я. — Нахлынули.

— Я только рада, — улыбнулась Урсула. — Значит, мы все сделали правильно.

— Конечно.

— А ничего не бросается в глаза? Может, что-то упущено? Я снова оглядела декорации. Гостиную воссоздали очень тщательно, вплоть до ряда гербов на стене у двери, центральный из которых — шотландский чертополох — повторялся на моем медальоне.

И все-таки кое-что действительно пропало. При всей своей похожести, декорации были мертвы. «Это всего лишь прошлое, — будто говорили они. — Занятное, но давным-давно ушедшее». Как в музее.

И, как в музее, все кругом казалось безжизненным.

Понятно, что по-другому и быть не могло. Это для меня начало двадцатого века — время молодости: тревог и приключений, радости и горя. А для здешних художников — древняя история. Эпоха, которая требует тщательного воссоздания и разбора, массы старомодных деталей — как в средневековом замке.

Я чувствовала, что Урсула смотрит на меня, пытаясь угадать мои мысли.

— Лучше и быть не может, — успокоила я ее. — Все на своих местах.

И тут она сказала такое, от чего я чуть не подскочила.

— Кроме хозяев.

— Да, — согласилась я. — Кроме хозяев.

На мгновение они встали передо мной, как живые: Эммелин раскинулась поперек дивана, вся — сплошные ноги и ресницы, Ханна нахмурилась, читая книгу, Тедди мерит шагами бессарабский ковер…

— Похоже, Эммелин любила поразвлечься, — сказала Урсула.

— О да.

— Про нее разузнать было легче легкого — ее имя красовалось чуть ли не в каждой колонке светских сплетен того времени. Да еще в письмах и дневниках половины тогдашних холостяков!

— От отсутствия популярности не страдала, — кивнула я.

Урсула поглядела на меня из-под челки.

— А вот понять, какой была Ханна, оказалось гораздо сложнее.

Я неловко откашлялась.

— Правда?

— Сплошная загадка. Не то, чтобы о ней не писали в газетах — писали. И поклонники имелись. Только, похоже, никто из них не знал ее по-настоящему. Да — любили, да — уважали. Но не знали.

Ханна встала передо мной, как живая. Умная, несчастная, удивительная. И заботливая, слишком заботливая.

— У нее был непростой характер.

— Да, — кивнула Урсула. — Я так и поняла.

— Одна из сестер вышла замуж за американца, верно? — спросила Руфь.

Я с удивлением взглянула на дочь. Иногда мне казалось, что не знать ничего о Хартфордах — дело всей ее жизни.

Она перехватила мой взгляд.

— Я тут почитала кое-что.

Руфь в своем репертуаре — какой бы неприятной ни была встреча, к ней все равно надо как следует подготовиться.

— Вышла замуж сразу после войны, — повторила она. — Которая из них?

— Ханна.

Ну надо же. Неужели я произнесла это имя вслух?

— А вторая сестра? — продолжала выпытывать Руфь. — Эммелин? Она нашла себе мужа?

— Нет, — ответила я. — Хотя была помолвлена.

— И не раз, — добавила, улыбаясь, Урсула. — Никак не могла выбрать мужчину своей жизни.

Да нет, выбрала. Еще как выбрала.

— Думаю, мы так никогда и не узнаем точно, что случилось в тот вечер.

— Скорее всего.