Шрифт:
На сборке Ролана пугали рассказами о переполненности камер. О том, что арестантам спать приходится по очереди. И надо сказать, слухи соответствовали действительности. Народу в камере полным-полно. Но не на всех шконках томились по два человека – один спит, другой сидит и стережет сон. Большинство шконок имели по одному хозяину. А некоторые были даже свободны – в том смысле, что никто на них не мял бока. Но еще не вечер – встречи со следователями, адвокатами, родными. Скорее всего еще подтянется народ.
Ролан стоял в нерешительности, хотя и старался не подавать виду, что смущен. Он не принадлежал к криминальной элите и не мог внаглую заявить о своих правах. Он должен был ждать, когда к нему подойдет представитель от смотрящего.
Еще он должен был поздороваться. Но в камере было столько народу, что глупо было бы сотрясать воздух дежурными приветствиями.
В левом углу от окна два ряда шконок были занавешены простынями. Ролан догадался, что это и есть блатной угол. Законы во всех общих камерах одинаковы – бал правит черная масть. Элита криминального общества. А как всякая элита, воры стремились отгородиться от простого народа. Но ведь они должны держать этот народ в повиновении, а для этого обязаны следить за тем, что творится в массах. Должны быть у них свои эмиссары. Должен же был кто-то заметить Ролана.
И точно, из темных недр арестантской массы вынырнул юркий типчик в майке-безрукавке. Над верхним срезом виднелся фрагмент татуировки, на плече синел орел в чемоданом в лапах.
– Дык и откуда мы такие взялись? – с апломбом спросил типчик.
– Со «сборки»...
– По какому разу к нам?
– По первому...
– Первоход, значит... Ну, оно по тебе и видно... А че такой мокрый?
– В бане был. Костюм стирал...
– И где ж ты замарался?
– В карцере. Пятнадцать суток за нарушение режима...
– Ты че, в кондее был? – озадачился типчик. – А говорил, что со «сборки»...
– На «сборке» был. Потом в карцере. Потом снова на «сборке». И только затем к вам...
Ролан говорил спокойно. Не выдавал своего беспокойства. Хотя на душе кошки скребли.
– Зовут тебя как?
– Тихон.
– А погоняло есть?
– Тихон. От фамилии Тихонов...
– Это ты сам так себя назвал?
– Нет, Гордей. Он в законе...
– Гордей тебя крестил? – еще больше озадачился типчик. – Где? Когда?
– Две недели назад. В штрафном блоке. Меня к нему в камеру определили...
– Ты, паря, хорошо подумай. Если ты с Гордеем сидел, это хорошо. Но если пургу гонишь, то простотой своей ответишь... Ты хорошо подумал?
– С Гордеем я сидел. Он мне погремуху дал. Тихон меня зовут...
– Так, ладно, пошли со мной!..
Типчик подвел Ролана к святая святых камеры. Но за занавеску в «красном» углу заглянул сам.
– Кишер, тут это, елочку зеленую к нам забросили. Говорит, что в кондее с Гордеем был...
– Ну давай сюда эту елочку.
Скрипнули пружины – это смотрящий по хате тяжело поднялся со шконки, сел. Отъехала в сторону занавеска – «добро пожаловать, но добра не ждите».
Смотрящим оказался грузный мужик лет сорока. Нездоровая опухлость лица, заплывшие жиром глаза. В камере прохладно, а у него испарина на лбу. Нездоровый цвет лица, одышка.
– Как же так, фраерок, Гордей сейчас на больничке, а ты говоришь, что в кондее с ним парился? Нестыковочка выходит.
– Я с ним одни сутки всего сидел. А потом меня в одиночку перевели. На две недели. Гордея с тех пор не видел...
– А в трюм за что сунули?
– «Кум» распорядился. Хотел, чтобы я на Гордея стучал. Я отказался. Тогда меня в карцер, на голый пол...
– А ты ниче не попутал, пацан? – нахмурился Кишер. – «Кум» наседкой тебя хотел сделать? А может, сделал, а?
– Если б сделал, обратно бы к Гордею определил. А так в карцер...
– Зовут как?
– Ролан. А Гордей сказал, чтобы меня Тихоном звали...
– Гордей сказал?.. А кто ты такой, чтобы он тебя крестил?
– Ну, он меня знал... Не то чтобы знал... Мы с ним в аквариуме вместе сидели. Не больше часа. В июне этого года... Ну да, в июне...
– А ты не лечишь нас? – недоверчиво посмотрел на Ролана толстяк.
– Нет, говорю, что было...
– Ну смотри, если фуфло прогнал, мы с тебя больно спросим... В кондей за что попал?
– С отморозками сцепился. Костюм хотели с меня снять. Ну, я не разрешил... В общем, за нарушение режима...
– Здесь у нас бузить нельзя.
– Так я никого не трогаю. Если меня не трогать...
– На воле как жил?
– Ну, работал...
– Что, всю жизнь горбатился?
– Нет, учился, техникум закончил. В армии служил. Ну, работал потом, на радиозаводе...