Следователь Сватков внимательно наблюдал за Скоробогатовой и, судя по ее поведению, мог предположить, что она действительно не имеет отношения к убийству Самогорова. Но сам покойный имел отношение к Загорцеву и Скоробогатову, которые пали от руки Сергея Чижова. Это значило, что и его убил тот же человек. Поэтому как бы ни вела себя Анжела Максимовна, она оставалась ключевым звеном, через которое можно было выйти на убийцу…

– Все указывает на Чижова и Порываева, – сказал Степан Круча, помешивая уху в котелке.

В кои-то веки он вырвался со своими друзьями на реку. Отдыхать бы, рыбу ловить под водочку, а они о работе… Может, выпили больше, чем нужно.

– На него, – кивнул Комов. – Машины они угонять умеют, это доказано. И универсал они угнали…

– С этим не поспоришь, – согласился Кулик. – Чтобы убить Самогорова, нужно было угнать машину. И с этим они справились, и с тем… И алиби у них нет, вот что интересно. Где они находились в момент убийства, никто не знает…

– А вот в Степаныча они стрелять не могли. Это факт…

– Что, если у них были сообщники?

– Я тоже думал об этом. Но кто?

– А кто омоновцев изображал? Хлыстов со компани. Вот с ними и надо работать.

– Ну а если это все-таки Боярчик?

– И его не стоит списывать со счетов… Кстати, он уже в Бутырке, – усмехнулся Степан. – Будем ждать результата.

«Не верь, не бойся, не проси». Хрестоматийный принцип тюремной жизни. Но как не просить о милости у блатной братии, когда камера переполнена так, что ягодицам негде упасть. На каждую шконку по две-три пары глаз, которые смотрят на тебя с тихой ненавистью, потому что ты своим присутствием уже потеснил всех и еще способен урезать драгоценную площадь у кого-то конкретно. Но «мужики» и «черти» молчат, потому что у них на роду написано «не высовываться». А блатные за столом режутся в карты, и нет им дело до Антона и его проблем. За спиной рюкзак, в двух руках матрас с бельем и одеялом. Некуда ему приткнуться, некуда бросить кости.

И все же его заметили.

– А эт че за чучело стоит? – спросил кривоносый шклявый коротышка, поднимаясь из-за стола.

Типичная босота – золотая фикса, цигарка, приклеенная к уголку губ, расстегнутая до пупа рубаха, на хилой груди наколотый тушью собор о трех куполах. Антон мог бы придавить его как клопа. Даже руки необязательно освобождать, чтобы сделать это; достаточно было провести удар ногой, чтобы упокоить его навеки. Но шклявого не пугает его физическая мощь, он сам вышел к Антону, чтобы нагнать на него страх.

– Где твое здрасьте? Ты че, крутой? – резко спросил уголовник – с присеста, раскинув руки.

– А-а, здорово, братва… – несмело произнес Антон.

– Какая братва? Кто для тебя братва? Может, менты для тебя братва? Ты вообще кто такой? – насел на него шклявый.

Его дружки скалились, наблюдая за развитием событий. И прочие обитатели камеры с интересом смотрели на зрелище. Какое-никакое, а развлечение…

– Антон я. Порываев фамилия.

– Да мне без разницы твоя фамилия. Кликуха какая?

– Порывай.

– Кто тебя крестил так, а? Кто тебя так звал, малыши из песочницы?

– Нет, пацаны…

– Какие пацаны? Из спецкласса для дебилов?.. Ты по какому разу на кич заехал? По первому ходу. Ты никто… А звать тебя… Братва, первохода крестить надо. Тюрьма, дай ему имя! – с шутовским пафосом потребовал шклявый.

– Недоумок! – крикнул один.

– Баран! – добавил другой.

Шклявый поднял руку, призывая к тишине.

– Недоумком тебя назвали и бараном. Недобараном ты у нас будешь. Понял?

– Не понял, – встал в бычку Антон.

Страшно было связываться с блатными, но и Недобараном стать не хотелось. Лучше уж по ребрам огрести, чем терпеть унижение.

– Он не понял! – возмущенно развел руками шклявый. – Он точно Недобаран, если не понял…

Антон не хотел так поступать, но все же решился. Резко выбросив вперед ногу, он с силой пнул шклявого в живот. Да так, что его, бедного, оторвало от земли и швырнуло на стол, из-за которого уже подорвалась блатная толпа.

Антон швырнул в противника матрац, приготовился защищаться. Он смотрел вперед, но не заметил, как некто подкрался к нему сзади, встал на четвереньки. Одного здоровяка он встретил кулаком в челюсть, но при этом шагнул назад и споткнулся о живое препятствие. И когда на него напрыгнул второй противник, он не смог устоять на ногах. Вся блатная рать набросилась на него. Антона накрыли одеялом, кто-то сел на голову… Били его сильно, но недолго. Связав простыней, сунули под шконку. Туда же затолкали его матрас и вещи.

– Пусть остынет пока, – сказал кто-то из блатных.

О нем вспомнили через час-другой. Развязали, позволили выбраться из-под шконки.

– А ты ничего, фраерок, с гонором, – добродушно сказал шклявый.

Казалось, он ничуть не обижается на то, что Антон едва не убил его.

– Можешь за себя постоять… Только ты должен понять, парень, что тюрьма сильней всякого быдла. И глупо с ней бодаться, ты меня понимаешь?

Антон молча кивнул.

– Хорошо, что понимаешь. Значит, не баран… Хочешь Порываем быть, будь. Только ты понять должен, что за беспредел у нас на хате спрашивают. Вот ты бучу замутил, а это косяк. Нельзя на хате шуметь без права. А у тебя прав нет… Но есть вариант, как исправить косяк. Менты вечером будут, разбор чинить начнут, спросят, кто шумел. Мы на тебя покажем, скажем, что наказали, тогда спроса с нас не будет. Сечешь фишку?