Комбриг перед строем, в подпитии, фуражка на глаза, чтоб никто не заметил. Из него факел метра на полтора. Покачиваясь, сложив губы дудочкой, примеряясь?
— Ну-у… Кто у на-с за-ле-тел?… се… дня…
— Да вот, Плоскостопов…
— Плос-кос-то-пов! (Тыча пальцем). Обрубок вы… а не офицер…
— Товарищ командир, тут вот телефонограмма для вас.
Командир слегка не в себе, старательно не дыша:
— А выбрось её… сь… сь…
— А? Что вы сказали, товарищ командир, куда? — дежурный склоняется от усердия.
— Выб-рось её к-к-к… х-хе-рам…
На офицерском собрании:
— …И далее. Лейтенант Кузин привёл себя в состояние полной непотребности и в этом состоянии вошёл сквозь витрину прилавка магазина готового платья и всем стоячим манекенам задрал платья, после чего он вытащил свой…
Комдив, прерывая докладчика:
— Лейтенант…
Лейтенант встал.
— Вы что, не можете себе бабу найти?!
— Что?! Опять?! И уписался?! Где он лежит?! Так… ясно… струя кардинала, почерк австрийский…
— Пол-ный впе-рёд!
— Так… товарищ командир, пирс же…
— Я те что?! Я те что, клозет тя поглоти?! Полный…
Т-та-х!!!
— На-зад… Отдать носовой…
На пирсе строй полупьяных со вчерашнего матросов. Отмечали приказ. Перед ними замполит: два метра и кулаки слава Богу, с голову шахматиста. Зам проводит индивидуальную беседу со всем строем одновременно:
— Я уже задрался идти вам навстречу!!! Облупился… весь! Ноги отстегиваются! Куда ни поцелуй моряка, везде жопа! Ублюдки! Рокло! Салаги! Карасьва! (Волосатый кулак под нос). Вот вам, суки, и вся политработа! Всем понюхать! — Все понюхали. Пожалуй, все… — а теперь на горшок и спать.
Такая армия непобедима…
Белиберда (но флотская)
Будущее
«…И осталась от человека только дымящаяся дырка… и пепел… пепел… пепел… и ногти из пепла… с траурной каймой».
Пропел, прокричал, проорал, прорычал, проскулил, провыл, залопотал… пискнул, чикнул, чирикнул… прососал… — и всё это на флоте синонимы слова «сказал».
— Смотрю я на своего начальника и думаю: «Какое славное специфически мужицкое лицо».
А он разговаривает со мной, отрывая себе зубами заусеницу…
— Смотреть нужно только взад… исторически, разумеется… только так и можно двигаться вперёд…
— Прошу разрешения чего-то не знать… Прошу разрешения видеть, но не всё… Прошу разрешения различать, но только частности… Прошу разрешения чувствовать, но не до конца… Прошу разрешения страдать, но не тем местом…
Надо же что-то оставить и для начальства…
— А я ему скажу! Я скажу ему такое, что он икнет, в конечном итоге. Я скажу ему: «Я вижу вас только в очень крупную лупу!».
— Это когда предмет наблюдается непосредственно за… лупой….
— Где эта мыльная принадлежность?! А-а… вот вы где! Ну-ка, идите сюда, встаньте тут, я буду на вас смотреть…
— Куквин! Вы способны меня потрясти. Вы потрясете меня когда-нибудь… Куквин. У вас нет случайно консерваторского образования? Но вы же скатываете шланги, как композитор…
— Хочется гладить вашу голову веками. Гладить её, гладить… Когда гладишь вашу голову, возникает чувство сопричастности к чему-то бесконечно круглому…
— Агаты… агаты… агаты… Хочется агатов… Хочется нащупать агаты… Тянешь руку, а попадаются всё не агаты…
О ней
«…Загадочная, очаровательная, нежная, изумительная тысячу раз. Пытка моя. Сейчас 21 час. У вас там по телевизору идёт телепрограмма «Время». Передают дыхание страны. А у тебя в ванне шумит вода. Ты моешься. Атласная. Думаешь ли ты обо мне? Я о тебе думаю. За тысячи километров от берега. Передо мной твоя карточка. Она стоит, опираясь на стол. Твоё изображение. Оно вырывает из меня чувствительный стон. Мучительная. Он выходит, оставляя осадок на хрустале моей души…»
«…они лежали на персицких коврах. К их голым спинам липли окурки…»
— Яйца, яйца, яйца и много одинокого пейзажа. Что это?
