Шрифт:
— И за няньку, и за мамку, и за девок сенных я теперь у тебя — витязь не принял шутки.
— Так ведь тут княжий терем, Ратибор Вышатич, не поле бранное. Там ли ты угрозу ищешь, да сторожкость свою…
— Бережёного Бог бережёт — без улыбки ответил Ратибор.
Княгиня смотрела на него, чуть склонив голову набок.
— Всегда ли бережёт?
Витязь чуть подумал.
— Не всегда. Но чаще, чем небережёного.
Княгиня фыркнула, по-девчоночьи блестя глазами.
— Ой, зрю я, и философ ты…
— И это тоже, госпожа моя. Философ. Вот не сойти с места — на пятьсот шагов стрелой достаю…
Ну наконец-то она рассмеялась по-настоящему — весело, звонко, и даже голову чуть закинула. Как смеялась ещё совсем недавно, дней десять назад.
Как в страшно далёкие отсюда мирные времена.
…
— …Вставай, госпожа моя.
Молодая женщина испуганно открыла глаза, разом вырываясь из зыбкого сна.
— А? Уже?
— Посольство рязанское собралось почти. Завтракать пожалуй.
Она поднялась, не скидывая с себя меховое одеяло.
— Отвернись, одеваться буду. Вещи наши где?
— Вещи я увязал, и к сёдлам приторочил. Поспешать надо нам.
Слюдяное окошко в частом свинцовом переплёте истекало прозрачными слезами, внося в жарко натопленную горницу холодную струю. На дворе ещё стояла беспросветная темень. Где-то перекликались часовые. Совсем рядом, под окнами, шёл разговор: "Муромские уж прибыли, так спят в сёдлах, умаялись" "А когда выступать?" "А я знаю? Переяславских ждём ещё, да ижеславские вот должны…". Голоса удалялись, разговор стал неразборчив.
— Готова я, Вышатич — молодая женщина уже стояла одетая, и подпоясана даже. Когда успела?
…
— Э-эй, не отставай!
Копыта глухо цокали по укрытому свежим снежком льду Оки, извечной русской дороги — летом на лодьях, зимой на санях. Всадники перекликались, продвигаясь резвой рысью. Сытые кони легко одолевали неглубокий покуда снег.
Маленький обоз — семь саней о-триконь, да два десятка всадников — шёл по самой середине реки. Башни и колокольни Рязани давно скрылись их виду, а впереди уже смутно чернели островерхие крыши угловых башен Переяславля-Рязанского.
Боярин Вячко сидел на коне, подобно копне, в своей шубе, поверх которой напущена роскошнейшая борода — перину набить можно. Он придержал коня, поравнялся с витязем и молодой княгиней, ехавшей на сей раз в возке, запряжённом тройкой. Выделил князь Юрий.
— Сегодня заночуем в Переяславле, а завтра уж в Коломне будем. На князя Георгия земле.
Ратибор помолчал.
— Я тебе не указ, боярин. Но ежели бы ты меня спросил — ночевать надо в Коломне, а назавтра быть уже в Москве.
— Так не успеем же дотемна…
— Ну так что же. Придётся идти в темноте. Река вот она, не заплутаем. Сейчас каждый день дорог, боярин.
Боярин крякнул.
— Эй, Олеша! Не сворачивай на Переяславль, слышь! Идём до Коломны!
…
— Кого несёт? — страж на воротной башне Коломны был спросонья, и оттого зол. Оно и понятно, ежели разоспавшегося в тепле необъятной дохи человека уже за полночь выдернуть на мороз…
— Послы князя Рязанского к великому князю Георгию Всеволодовичу Владимирскому!
Послышался шум, замелькали отсветы огня. На башне появились люди с факелами, в свете которых стало видно малую дружину рязанского посла. Ворота заскрипели, медленно отворились обе створки, сбитые из могучих дубовых брусьев внахлёст.
— Добро пожаловать, боярин!
Ратибор проехал в тесноватые коломенские ворота, плотно прижимая коня к саням, в которых ехала княгиня. Он так и держался подле на своём Серке, как приклеенный, и оседланную кобылу Игреню, на которой княгиня прибыла в Рязань, держал в поводу. Так надёжнее.
Створки тяжело бухнули сзади, заскрежетал в проушинах затворный брус. Город уже спал, ни единого огонька не виднелось в чёрном скопище домов и построек. Только факелы воротной стражи трещали на ветру, выхватывая из темноты неровный огненный круг.
— Ну что там у вас? Слышно, хан Батыга крепко наседает?
— О том едем говорить с князем Георгием — решительно пресёк расспросы боярин Вячко — А ну, голова, укажи нам постой!
…Послов князя Юрия Рязанского определили на постой в обширной горнице княжьего гостиного дома, стоявшего сейчас пустым. Князь Георгий Всеволодович слыл крепким хозяином, и в каждом городе, подпадавшем под его руку, имел такие вот постоялые дворы, в которых при нужде могло разместиться сотни две конных дружинников — очень удобно, когда объезжаешь владения.