– Корреспондент Габрилович числится у вас?

– Да, числится. А почему вы об этом спрашиваете? В трубке какое-то невнятное бормотание:

– Должен доложить... Прибыл не по форме. Решили проверить... Корреспондент будет допущен к раненым...

Оказывается, Евгений Иосифович отправился на задание в слишком уж странном виде: на гимнастерку с двумя шпалами на петлицах напялил шикарный заграничный плащ, а на голову вместо форменной фуражки надел шляпу, чем возбудил подозрение у бдительного госпитального вахтера. Тот вызвал в проходную дежурного офицера, а уж дежурный связался по телефону со мной. Когда Габрилович вернулся в редакцию, пришлось ему разъяснить воинские порядки.

Однако дело свое сделал: принес из госпиталя хорошую заметку, строк на сто, и сегодня она опубликована.

Не раз тихий и деликатный Габрилович приходил в редакторский кабинет и просился на фронт.

– Еще не время...
– отвечал я.

Забегая вперед, скажу: вскоре он все же уговорил меня и получил командировку на Западный фронт. Под начало кадрового военного Михаила Зотова. Кстати, в паре с Зотовым работал бывший флотский главстаршина фоторепортер Давид Минскер. Этот тоже мог быть полезен "молодому, необученному" интенданту 2-го ранга своей опытностью в военных делах, своей старшинской вышколенностью.

У читателей может возникнуть вопрос: а почему, собственно, писатель Габрилович имел интендантское звание. Разъясняю: такие же звания присваивались и другим писателям, не являвшимся членами партии. В отличие от них, писатели-коммунисты числились в политсоставе и соответственно имели звания от политрука до бригадного комиссара.

В "Красную звезду" с интендантскими званиями пришли Лев Славин, Борис Лапин, Захар Хацревин, Семен Кирсанов и другие. У кого и почему возникла мысль породнить литературу с интендантством - не знаю. Зато хорошо знаю, что сами писатели тяготились этим званием. Они нередко подтрунивали друг над другом, вспоминая злую тираду Суворова о корыстолюбивых интендантах. Доставалось им и от солдат за перебои в снабжении табачком, за непорядки в пищеблоках. А иногда писателей принимали за военных врачей (петлицы у медиков были такого же темно-зеленого цвета) и требовали от них оказания помощи раненым. Что же касается Габриловича, то, вдобавок ко всему, над его званием потешался водитель редакционной автомашины, на которой он ездил по фронту: величал его "майором с колесами", имея в виду интендантские эмблемы на петлицах гимнастерки писателя. Они и впрямь отдаленно напоминали колеса.

Вскоре мы заменили писателям "Красной звезды" если не звания, то интендантские петлицы на комиссарские или командирские. А когда произошла унификация военных званий, вопрос разрешился сам собой к вящему удовольствию наших "интендантов"...

Свое боевое крещение Евгений Габрилович получил под Витебском в танковом корпусе генерала В. И. Виноградова. Корпус этот вел тяжелые оборонительные бои. Корпусной КП располагался у шоссейной дороги, в лесу. Лес нещадно бомбила авиация противника и в нескольких местах сумела поджечь его. С тыла на КП надвигался страшный лесной пожар.

Генерал принял корреспондентов в щели, прикрытой сверху тяжелым танком "КВ". Беседа длилась лишь пять минут. В заключение генерал объявил, что он переносит свой командный пункт в другое место и рекомендовал спецкорам следовать за ним.

– А "эмку" вашу придется бросить, - кивнул Виноградов на довольно ветхую корреспондентскую машину.
– На ней не выбраться: шоссе - под прицельным огнем артиллерии, по танковому следу она не пойдет, да если бы и пошла, самолеты ее доконают. Они за каждой легковушкой охотятся.

Но спецкоры все-таки не бросили машину. Она вынесла их из пылающего леса и долго еще продолжала свою боевую службу.

Некоторое время спустя я с пристрастием расспрашивал Зотова о работе Габриловича на фронте. И вот что услышал:

– О недюжинных литературных способностях Евгения Иосифовича у меня сложилось твердое мнение еще до войны. А вот в физических его силах, грешным делом, при первой нашей встрече засомневался: худ, бледен, голос тоненький. К тому же застенчив, как красная девица. Однако еще раз потвердилась истина, что внешность обманчива! Этот кабинетный с виду человек быстро приспособился работать в любых условиях - притулившись спиной к первому попавшемуся дереву, присев в придорожном кювете...

А еще мне рассказывали о таком эпизоде. Неподалеку от пылавшего Смоленска повернули наши спецкоры в сторону какого-то районного центра, надеясь оттуда связаться по телефону с редакцией.

– А зачем нам, собственно, связываться?
– размышлял вслух Зотов. Ведь у нас ни строчки нет для газеты.

– Почему же "ни строчки"?
– возразил Габрилович.
– Кое-что имеется. Вот артиллеристы рассказали мне любопытную историю...

Когда он успел поговорить с артиллеристами - никто и не заметил. А ведь успел и все взял на карандаш.

Так случалось не раз. Пока другие корреспонденты носятся сломя голову в поисках нужного газете материала, Габрилович спокойно, тихонько, без суеты что-то где-то уже раздобыл и пишет очередной свой очерк...

При всем том Евгений Иосифович никогда не переоценивал своих познаний в военном деле, не рвался в заоблачные выси оперативного искусства. У него была своя излюбленная тема. Одним из первых он начал писать о людях так называемых "незаметных" военных профессий: о медсестре из эвакогоспиталя, об оружейном мастере, ремонтирующем пушку под огнем противника, о крохотном отряде военно-дорожной службы, прокладывающем гать по непроходимому болоту на виду у неприятеля. Темы были самые разнообразные. Писатель искал и находил истинных героев там, где, казалось бы, шла вовсе незаметная, негероическая работа.