– Что ж, продолжим интервью. Вот теперь нам, пожалуй, никто не помешает, наговоримся вдоволь...

* * *

...И к официальному сообщению об освобождении Ельца тоже подоспела большая статья - "Елецкая операция". Она в особенности интересна потому, что о наступлении наших войск на этом направлении до сих пор в газете не было ни слова. Наоборот, всего несколько дней назад печатались корреспонденции о тяжелых боях в этом районе, о продвижении неприятеля, угрозе окружения. И вот сообщение о победе.

Я узнал о ней, конечно, пораньше читателей. Мне позвонили из Генштаба и сказали об этом, когда мы с. Константином Симоновым корпели над его очерком, написанным в те два дня, которые он получил для отдыха. Это был очерк о замечательном летчике - старшем лейтенанте Александре Коваленко, воевавшем на Севере. Не могу отказать себе в удовольствии воспроизвести здесь выдержку из разговора Коваленко с писателем:

" - Я как-то больше люблю насчет истребителей, мне их больше нравится сбивать, чем бомбардировщики. Я "сто десятый" люблю, хорошая машина, в том смысле, что большая, есть куда попадать. А потом у нее огонь сильный, она не так боится в лоб идти. А нашему брату это только и нужно. Я первый удар всегда в лоб встречаю. Иду навстречу. Он не выдержит, под самый конец отвернет в сторону... А я, пока он заворачивает, наваливаюсь на стрелка сзади, переворот сделаю и бью по нему. В этот момент я его обычно и сбиваю".

Тут у Симонова есть ремарка:

"Он рассказывает все это без улыбки, со спокойствием и деловыми подробностями профессионала, мастера своего дела. И ему веришь, что он действительно "любит" сто десятый Мистер, как он фамильярно называет "Мессершмитт-110", любит за то, что это сильная машина и что он чаще идет в лоб, чем "Мистер сто девятый".

В полку Коваленко прозвали "истребителем истребителей". Так назвал свой очерк и Симонов.

Телефонный звонок из Генштаба ненадолго отвлек меня от симоновской рукописи. Но сам Константин Михайлович уже не пожелал возвращаться к ней. Елец был первым относительно крупным городом, освобожденным от противника в ходе Московской битвы. Услыхав об этом, Симонов загорелся желанием немедленно ехать или лететь туда.

* * *

Вместе с ним мы командировали Высокоостровского и двух фоторепортеров - Бернштейна и Темина. Достали для них два самолета "ПО-2" и обязали непременно вернуться к вечеру в редакцию, чтобы материал их тоже пошел в номер. Однако к вечеру они не вернулись. Не вернулись и на второй день и даже не дали знать о себе. Мы не на шутку встревожились.

Они и впрямь не избежали происшествия, но, к счастью, без роковых последствий. Дело в том, что при тогдашней очень причудливой конфигурации фронта кратчайший путь в Елец лежал через Рязань. В Рязани потребовалась дозаправка самолетов. Пока хлопотали с дозаправкой, совсем смерклось. Пришлось заночевать. А ночью разразился страшный буран.

Самолеты их снесло ветром на обочину аэродрома, изрядно подломав при этом. Продолжать полет было не на чем.

Перед корреспондентами возникла дилемма: либо добираться в Москву с пустыми руками, либо заскочить в освобожденный к тому времени другой наш город, Михайлов. До него от Рязани было не так далеко. Добыли полуторку и махнули туда. Уведомить о своем решении редакцию не смогли - на это ушло бы лишнее время.

Зарезервированное для их материалов место в очередном номере газеты заняли другие корреспонденции и статьи, в том числе имеющая прямое отношение к Московской битве статья командующего ВВС Западного фронта генерала (впоследствии маршала авиации) С. Худякова - "Фронтовая авиация под Москвой". Она давала исчерпывающие ответы на многие неясные или не вполне ясные вопросы относительно обстановки в московском и подмосковном небе, содержала смелые выводы и прогнозы.

Я уже отмечал, что с середины октября налеты фашистской авиации на столицу участились. Каждый день или через день печатались сообщения об этом. Вначале такие: "...часть самолетов, прорвавшихся в районы города, беспорядочно сбросила фугасные бомбы на жилые помещения. Имеются убитые и раненые". Позже: "...одиночные самолеты прорвались на Москву. Имеются жертвы". А в последние дни ноября и в начале декабря налеты вроде бы совсем прекратились; во всяком случае, в печати сообщения о них не появлялись. Что же произошло или происходило?

Худяков отвечает на это так:

"Противник теперь с большой опаской совершает налеты на Москву. Немцы бросают листовки, будто хотят занять "целую Москву", дескать, поэтому они не бомбят. Но фашистские звери, конечно, оставили бы от Москвы груду развалин, если бы не получали от наших истребителей зубодробительных ударов. Достаточно сказать, что в один из недавних дней в налете на Москву участвовало больше 150 самолетов противника, и ни один из них не был допущен к городу. За этот день 35 вражеских самолетов было сбито в воздушных боях... Бывали дни, когда вблизи Москвы происходило больше 40 воздушных боев..."

От себя добавлю: позже было подсчитано, что только в течение ноября бомбардировщики противника свыше сорока раз пытались прорваться к Москве, в этих попытках участвовало около 2000 самолетов, а прорвалось к городу лишь 26.

Кроме потерь в воздушных боях противник потерял немало самолетов на земле - в местах базирования.

"Наша авиация, - пишет Худяков, - наносила систематические массированные удары по аэродромам противника, причиняя ему значительный ущерб. В итоге этих ударов немцы отказались от базирования своих самолетов на площадках вблизи передовых позиций. Авиация врага находится сейчас от фронта дальше, чем в первые дни ноябрьского наступления. Попытки врага, несмотря ни на что, приблизить свою авиацию к линии фронта потерпели неудачи. Лишь на днях на одном из прифронтовых немецких аэродромов наши штурмовики и истребители сожгли 30 неприятельских самолетов..."