Однажды позвонил мне М. И. Калинин, вручавший Полякову орден Красного Знамени за подвиг на финской войне:

– Я помню вашего Полякова... Почему нет продолжения его очерков?..

– Не успевает писать, еле держится на ногах, - объяснил я и рассказал Михаилу Ивановичу о состоянии здоровья корреспондента.

Помолчав минуту, Калинин сказал:

– Хорошие очерки, очень нужные... Передайте это Полякову.

После звонка всесоюзного старосты я сказал Полякову, чтобы он не комкал, не ужимал материал, которым располагает.

– Будем печатать ваши очерки хоть месяц, - пообещал я.

Так и получилось. Лишь 6 сентября был опубликован последний трехколонник. В него мы заверстали и портрет автора.

Очень мне нравится этот портрет. Столько невзгод пережил человек, а взирает на мир с пожелтевшего газетного листа таким добрым, таким спокойным взглядом. Прекрасно его молодое лицо, с тонкими, удивительно правильными чертами. И во всем остальном такая же правильность. Строго соответствует тогдашним армейским требованиям короткая стрижка густой, темной шевелюры. На гимнастерке - ни единой морщинки, как влитые лежат на обоих плечах ремни.

Просто не верилось, как мог Кузьма Никитович Галицкий, обожавший бравых, подтянутых командиров, так нелюбезно обойтись с Поляковым при первой встрече в окружении. Впрочем, чего не случается в лихую минуту. Потом-то генерал сменил гнев на милость. Они искренне полюбили друг друга. А после ранения Полякова даже, можно сказать, подружились.

Ранило его на одной из переправ. Осколком немецкой бомбы вырвало вместе с куском сапога кусок мышцы. Когда ему делали первую перевязку, он еще нашел в себе силы для шутки: вот, мол, и под Ухтой и здесь в одну и ту же ногу ранение получил, а говорят, что по законам баллистики двух попаданий в одно место не бывает.

Но вскоре стало не до шуток: на раненую ногу ступить нельзя. Разволновался, конечно, начала одолевать тревога: оставят где-нибудь в деревне лечиться, а там, глядишь, немцы и вылечат...

В такую минуту горестного раздумья и подошел к нему Галицкий. Спросил участливо:

– Ну, как, товарищ старший политрук? Теперь, надеюсь, вы и без моей помощи прекрасно ориентируетесь в обстановке?

Поляков сидел на стволе упавшего дерева. Извинился, что не может встать.

– Сидите, сидите, - сказал генерал, сам подсаживаясь к нему.
– И тревожиться не надо. Я ведь чую, о чем вы думаете. Так вот знайте: любая машина, любой конь - для вас. Вы очень нужный нам человек...

И действительно, как бы тяжело ни складывалась обстановка, Галицкий не забывал о Полякове.

Однажды корреспондент с другими тремя командирами ехал из полка на командный пункт дивизии. По пути напоролись на немцев. А тут, как назло, иссякли в машине остатки горючего. Надо скорее уходить пешком. Поляков же и шага ступить не может. Товарищи предложили вынести его на руках. Он наотрез отказался:

– Проваландаетесь со мной и сами пропадете. Не теряйте времени, идите. Если будет возможность, вернетесь за мной ночью...

И, запасшись гранатами, залег в кустах.

Когда об этом доложили генералу Галицкому, он тотчас организовал поиски корреспондента и спас его.

– Было такое дело, - подтвердил Кузьма Никитович много лет спустя после войны, на одной из встреч с московскими литераторами.

Мы тогда искренне поблагодарили его за это, на что последовал такой ответ:

– Но и Поляков много сделал для нашей Железной...

И, наверное, Галицкий прав. Повествование Полякова увековечило подвиг дивизии, многих его бойцов, командиров и политработников.

* * *

Наша печать в ту пору отмечала, что очерки Полякова останутся историко-художественным документом целого этапа войны с гитлеровцами. Следует отметить, что это была первая документальная повесть о войне. Написана она была мастерски. Немногословно и точно донес Поляков суровую правду войны, четкими штрихами рисовал людей, товарищей по боям, красочно писал живые сценки, колоритные диалоги, точно подмечал детали фронтовой жизни и быта:

"Ездовые забрались с передками в сторону от дороги, в густой осинник. Человека три охраняли, человек тридцать спали. Но как спали? В обнимку с лошадьми. Бойцы говорят, что это для большей боевой готовности: вскочил по тревоге - и уже на коне, можно мчаться к орудиям. Некоторые откровенно признаются: с конем на земле спать теплее..."

Или такой эпизод:

"Дед походил на сказочного водяного, только что вылезшего из своего омута. С косматой непокрытой головы и с плеч свисали клочья мха и длинные водоросли. Насквозь мокрая полотняная рубаха и штаны плотно облегали его еще довольно крепкое тело. На лице, обросшем негустой окладистой бородкой, даже в ночной темноте выделялись живые с хитрецой глаза.

Корпяк - тоже мокрый до нитки, но и в этом виде не терял своего командирского облика.

– Где так вымокли?