Однако появились далеко не все.

Александр Шуэр был у нас общим любимцем и по своим профессиональным качествам занимал в коллективе "Красной звезды", можно сказать, особое место. У него было великолепное перо. Когда в газете появлялся материал, подписанный Шуэром или его псевдонимом "П. Огин", мы радовались. И уверен, что вместе с нами также радовались читатели газеты. Чувствовалось, что в талантливом газетчике вызревает талантливый писатель.

Было у Шуэра и еще одно качество, определявшее симпатии к нему всех, кто его знал; это был необыкновенно обаятельный человек - ровный в отношениях с каждым, доброжелательный, открытый. О нем шла молва: "Вот человек, у которого слово никогда не расходится с делом..."

Он и сейчас как живой стоит перед моими глазами в сорочке лилейной белизны, с чуть расстегнутым воротом или в солдатской форме, стройный, подтянутый, буквально осиянный своей несравненной улыбкой, в которой и полная мера радости, и свойственная ему застенчивость.

Говорят, что образ жизни человека является точным его портретом. Очевидно, не только образ жизни, но в каких-то случаях и смерть тоже. Саша Шуэр погиб в бою, борясь до последнего дыхания, пробиваясь из окружения вместе с небольшим отрядом красноармейцев и командиров. Прошли с боями Дарницкий лес, вырвались километров на пятьдесят в сторону фронта. Еще рывок - и там свои. В последнюю минуту его сразила вражеская пуля.

Другой наш корреспондент Борис Абрамов, находившийся рядом с Шуэром, рассказывал нам:

– Было нас восемьдесят человек. Подошли к селу Барышевка. Издали увидели фермы железнодорожного моста, по которому можно было переправиться на противоположный берег, где еще держали оборону наши войска, избежавшие окружения. Гитлеровцы, засевшие на окраине села, встретили нас огнем из пулеметов. Обойти село нельзя - кругом болота. Выход один - прорываться с боем через село. Около одиннадцати часов дня мы пошли в атаку. Впереди с наганом в руке побежал Саша, и все мы кинулись за ним. Забросали гранатами дома, где засели гитлеровцы. Они не выдержали, разбежались кто куда. Мы расстреливали их из трофейных автоматов и отечественных винтовок, расчищая себе путь к переправе. Уже миновав село, нарвались на засаду - нас обстреляли справа и слева. Пришлось залечь в болоте, прямо в грязь. Но как быть дальше? Решение принял Шуэр.

– Товарищи, наше спасение только там, за мостом. Вперед, товарищи!..

С этими словами он поднялся первым, мы последовали за ним. Немцы усилили огонь, но мы не останавливались. Под нашим отчаянным натиском немцы снова разбежались. Мы уже торжествовали - мост был в нескольких метрах. Вдруг выскакивает откуда-то вражеский автоматчик и пускает навстречу нам длинную очередь. Саша пошатнулся, схватился рукой за живот и со стоном повалился на правый бок. Когда я подбежал к нему, глаза его закрылись:

– Конец, Борис.

Это были его последние слова...

Навеки остался наш добрый товарищ под Барышевкой. И нет даже могильного холмика над его останками. Последний свой долг мы отдали ему в некрологе, опубликованном в "Красной звезде". А некоторое время спустя в нашей же газете был напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР о посмертном награждении Александра Шуэра орденом Ленина.

Не вернулся в редакцию и Сергей Сапиго, капитан по званию, артиллерист по образованию, молодой военный журналист по профессии. Он отличился еще в финскую войну: заменил в критическую минуту погибшего командира батальона, взял на себя управление боем, выиграл его и был награжден орденом Красной Звезды. Уже тогда он работал в паре с Шуэром, которого считал не только своим наставником, но и другом.

При выходе из киевского окружения Сапиго был тяжело ранен. Попал в плен. Бежал из немецкого госпиталя. Долечивался в подпольной больнице, созданной нашими врачами в оккупированном гитлеровцами селе Большие Круполы. Не долечившись, пробрался в родную Полтаву. Стал там начальником штаба подпольной комсомольской организации "Непокоренная полтавчанка". Подпольщики героически сражались с оккупантами, но позже были выслежены и схвачены. В мае сорок третьего года вожаки "Непокоренной полтавчанки" Ляля Убийвовк, Сергей Сапиго - и еще несколько товарищей по подполью были расстреляны гестаповцами. О судьбе Сапиго и его подвиге мы узнали спустя двадцать лет...

* * *

Ныне у меня был "крупный" разговор с одним из наших спецкоров.

Вернулся с Южного фронта Николай Денисов. Прямо с дороги, не сбросив с себя запыленный реглан, зашел ко мне и "с места в карьер" попросил:

– Отпустите меня в строй. Мои товарищи воюют, а я все езжу по фронтам и никакой пользы не приношу...

"Вот тебе, - подумал я, - и "доездился"!"

Я хорошо знал его приверженность к журналистскому труду, и эта просьба была для меня совершенно неожиданной.

Выходец из флотской семьи, семнадцатилетним парнем Денисов в двадцать шестом году добровольно вступил в Красную Армию, вначале закончил артиллерийскую школу, служил взводным командиром, начальником разведки дивизиона, но вскоре его потянуло с "грешной" земли ввысь - он стал учиться в Оренбургском авиационном училище. Затем служил в Ленинградском военном округе, прошел путь от младшего летчика-наблюдателя до флаг-штурмана и командира отряда воздушных разведчиков. Позже военная судьба занесла его на Дальний Восток, где он работал начальником оперативного отдела в авиационных войсках.