Например, по мнению Элиэзера Швейда, профессора «еврейской философии» Иерусалимского университета и лауреата Национальной премии, понятие «еврейского демократического государства» в принципе не содержит никакого внутреннего противоречия. Израиль изначально был создан для того, чтобы «вернуть еврейскому народу базисные демократические права, которых он был лишен в ходе многих поколений диаспоры... Не существует функциональных причин, по которым еврейскому народу следует отказаться от этого права в государстве, которое он создал сам для себя, в которое он вложил огромную творческую энергию, за которое он пролил кровь, в государстве, экономика, социум и культура которого – дело его рук» [559] . С его точки зрения, рассуждения о противоречии между иудаизмом и демократией абсолютно безосновательны, поскольку «иудейская религия и еврейская национальная идея содержат ценностные элементы, на базе которых возникли концепции прав человека и общественного договора, породившие демократическую конституцию». Более того, если государство Израиль перестанет быть государством еврейского народа, его существование утратит всякий смысл.

Профессор политологии из Иерусалимского университета Шломо Авинери, бывший генеральный директор Министерства иностранных дел и также лауреат Национальной премии, со своей стороны, полагает, что «еврейское государство» неизмеримо предпочтительнее, нежели, например, французская республика, нивелирующая и ассимилирующая национальные идентичности. Уровень толерантности в Израиле сходен с британским, превосходя последний по многим аспектам. К примеру, запрет на гражданские браки и сохранение института внутриобщинных браков в том виде, в котором он существовал в Оттоманской империи, а также общинная сегрегация в области образования указывают, что нееврейским гражданам Израиля гарантирована широкая культурная автономия: «Не приняв никакого официального решения на эту тему, Израиль признает принцип равноправия арабских граждан не только на индивидуальном, но и на коллективном уровне» [560] . Поэтому, по мнению иерусалимского профессора, Израиль должен сохранить свою символику, свой флаг, гимн, еврейское законодательство и, в особенности, Закон о возвращении, ничем не отличающийся от других законов об эмиграции. Израилю следует и далее законодательно отделять еврейское большинство от живущих рядом меньшинств – это не помешает ему оставаться подлинной мультикультурной демократией. Ведь сходная ситуация имеет место и в других либеральных государствах.

Вне всякого сомнения, профессор политологии, даже если основная сфера его научных интересов – немецкая философия, должен быть знаком с решением Американского верховного суда от 1954 года (Brown v. Board of Education of Topeka), установившим, что «separate but equal» [561] не может быть «equal», и, следовательно, расовая сегрегация противоречит XIV поправке к Конституции, объявляющей, что все американские граждане равны. Это историческое решение положило начало борьбе за гражданское равноправие и способствовало (в долгосрочной перспективе) радикальному изменению политики идентичностей в США. Тем не менее оно никоим образом не отложилось в сионистском сознании крупного израильского ученого, живущего в Иерусалиме (кстати, в «объединенной» столице Израиля проживают десятки тысяч палестинцев, «аннексированных» в 1967 году; они получили статус постоянных жителей города, но не имеют права участвовать в парламентских выборах, то есть управлять собственной судьбой).

Аса Кашер, профессор философии из Тель-Авивского университета, удостоенный Национальной премии за труды по этике, также полагает, что государство Израиль ничем не отличается от самых развитых демократий мира, а термин «еврейский и демократический» не содержит в себе противоречия. По его мнению, проблемы, связанные с таким явлением, как национальное демократическое государство, присущи не только Израилю, но и многим другим странам: «В Испании есть баски, в Голландии – фризы, во Франции – корсиканцы. В этом смысле государство Израиль, где представители другого народа составляют около 20 % населения, ничем не выделяется» [562] . Таким образом, Израиль – идеальная демократия «в ее практическом воплощении», и незачем требовать от него формального превращения в «государство всех его граждан». Разумеется, «большинство» ощущает свою причастность к государству иначе, чем «меньшинство», однако так уж устроено современное национальное сознание.

Асе Кашеру, при всей своей образованности, видимо, неизвестно, что, хотя кастильские язык и культура и доминируют в Испании, Иберийское государство принадлежит всем испанцам, то есть кастильцам, каталонцам, баскам и представителям других меньшинств. Если бы испанское правительство осмелилось заявить, что Испания – государство одного только кастильского народа, его дни были бы сочтены. Франция признает корсиканцев стопроцентными французами, хотя некоторые жители острова этим и недовольны. Французская республика вовсе не считает себя государством католиков, живущих на европейском континенте; она принадлежит и жителям Корсики, и французским евреям, и французским протестантам и, как ни странно, даже французским мусульманам. Впрочем, еврейский философ, живущий в Израиле, считает, что это «малозначительное» различие в принципе не заслуживает внимания. Ведь высочайший этический уровень «демократии еврейского народа» соответствует стандартам любого западного общества.

Особое усердие в коллективных попытках теоретически обосновать концепцию Израиля как демократического государства «еврейского народа» проявили израильские юристы. Поскольку именно новые конституционные законы ввели слово «еврейский» в юридический лексикон, судьи и профессора юриспруденции сочли себя обязанными заняться этой темой и разработать подробные и аргументированные способы защиты «еврейской» законодательной тенденции. Множество страниц было исписано, чтобы доказать скептикам, что можно на государственном уровне следовать еврейской традиции и в то же время относиться к неевреям как к равноправным гражданам. При изучении этих трактатов создается впечатление, что авторы путают «равноправие» с «равнодушием».

Для Хаима Германа Коэна, отставного заместителя президента Верховного суда, бывшего министра юстиции и лауреата Национальной премии Израиля, дело обстоит просто: «В нас заложены гены наших праотцев, хотим мы того или нет. Уважающий себя человек хочет знать не только, где он находится и куда идет, но и откуда пришел. Еврейская традиция в самом широком смысле – это наследство, полученное государством при рождении, она естественным образом превращает его в еврейское» [563] .

Эти слова вовсе не превращают Хаима Коэна в расиста. Он всегда был либеральным судьей – при вынесении вердикта по делу Руфайзена он даже остался в меньшинстве. Кроме того, он прекрасно знал, что утверждения о еврейской «биолого-генетической» преемственности весьма и весьма сомнительны. Тем не менее, изо всех сил стараясь дать государству сущностное «еврейское» нерелигиозное определение, Коэн постановил: «Еврейская идентичность вовсе не исчерпывается биолого-генетической преемственностью; гораздо важнее культурно-духовная преемственность. Первая превращает Израиль в государство евреев, вторая – в еврейское государство. Между этими двумя идентичностями нет противоречия. Напротив, они дополняют, а возможно, и обуславливают друг друга». [564]