Эндрю Тремейн — епископ Винчестерский, начальник отца и давний друг нашей семьи. Его и попросили отпеть маму. Отец ответил, что Эндрю согласился провести службу, и Ванесса начала посвящать нас в свои планы относительно похорон. Я видела, как отец кивает в знак одобрения на ее предложения о выборе цветов, псалмов и молитв. Я решила отключиться. Для меня не было никакой разницы, будут на могиле у мамы розы, лилии или ромашки с лютиками. Мама умерла. И с ней, похоже, умер мой последний шанс примириться с тем, чему она позволила случиться. Я столько лет ждала подходящего момента открыто заявить матери, что она разрушила всю мою жизнь. Теперь мне никогда не услышать ее извинений. Да и ей не узнать, что она была для меня центром мироздания.

— Глобальное потепление, — произнес мой зять, который тоже не обращал внимания на разглагольствования Ванессы. — За многое придется ответить. Что мы пережили? Самый теплый за все время научных наблюдений апрель, а за ним такой же теплый май. А насколько увеличилось население! Так везде и кишат.

— Ты о чем? — спросила я.

— О змеях, — ответил он, глядя на меня и сильно щурясь. — Мне кажется, мы все похожи на змей.

— Тетушка Кларочка!

— Да, Тростинка?

Обед я как-то пережила. Мы с моей младшей племянницей сидели в тени яблонь, в глубине отцовского сада, обнесенного стеной, и кормили совят. С каждым дуновением ветерка нас осыпало, подобно ароматному снегопаду, конфетти из яблоневого цвета. Сквозь широкие кованые ворота мы видели, как на реке плавают лебеди.

— У меня обхват талии сорок четыре сантиметра! — возмущенно заявила племянница.

Она наклонилась, осторожно держа пинцетом дохлую мышь. Абигейл при любой возможности заявляла о своем желании стать ветеринаром, как тетя Клара, — подозреваю, она уже понимает, как это действует ее матери на нервы, — но пока не могла толком справиться с кормлением птенцов.

— Извини — Бревнышко, — поправилась я, наблюдая, как трепещут на ветру кудряшки вокруг ее личика.

У Абигейл такие же длинные блестящие каштановые волосы, как и у меня.

— Можно задать тебе вопрос?

— Да.

— Но мама мне не разрешает.

Я несколько секунд молчала.

— Ну, тут уж все зависит от тебя самой: насколько сильно ты этого хочешь, веришь ли ты своей маме, понимаешь ли, что она зря советовать не станет, — наконец произнесла я.

— Значит, можно? — не задумываясь, переспросила Абигейл.

Я нагнулась над клеткой, чтобы скрыть улыбку.

— Задавай, я ей не скажу.

— Я прочитала в газете о лицевых трансплантатах. Интересно, а тебе можно вживить такой?

Совята немного успокоились. Я взяла одного и осторожно посадила на протянутую руку Абигейл. Примерно через неделю я подсажу их в клетку к приемным родителям и огражу от всяких контактов с людьми. А пока побыть несколько секунд в детских руках совенку не повредит.

— Мне все равно, как ты выглядишь, — поспешно заверила меня Абигейл. Ее восьмилетний умишко допускал возможность того, что мама все же была права. — Просто я подумала, что тебе будет приятнее…

Ее голосок оборвался.

— Было бы, — медленно проговорила я. Честно сказать, я не была готова к подобному разговору. — Но боюсь, для меня трансплантатов еще не придумали.

— Почему?

— Я мельком просмотрела эту статью, — призналась я. Интересно, часы, проведенные в Интернете и за изучением журналов, можно назвать «мельком просмотрела»? — Знаешь, при использовании трансплантатов всегда есть опасность того, что организм их не примет. Тогда инородное тело придется удалить. Согласна?

— Да-а, — протянула она.

— Поэтому органы пересаживают только в случае крайней необходимости.

— Но мужчине в статье…

— Да, ему пересадили, — перебила я девочку, забирая у нее совенка и опуская его назад в клетку. — Но у него лицо было сильно изуродовано. Намного сильнее моего. Он не мог ни есть, ни говорить. И тем не менее это очень рискованная операция. Ему придется всю оставшуюся жизнь принимать большие дозы стероидов и лекарств, подавляющих иммунитет, чтобы не допустить отторжения тканей. А от приема этих препаратов возрастает риск заболеть раком, могут отказать почки. Но даже эти лекарства могут не помочь, и тело все равно отторгнет трансплантат.

— И что тогда?

Не хотелось бы думать о том, что будет тогда. Лицо почернеет и в конце концов пересаженные ткани просто отпадут.

— Трансплантаты придется удалить. Человек будет выглядеть еще хуже.

Абигейл крепко сжала мою руку.

— Не нужны тебе трансплантаты, — сказала она.

— Да, — согласилась я. — Не нужны.

Я встала, подняла клетку с совятами, и мы с Абигейл побрели к дому.