— Он что-нибудь заметил?

— Не помню, когда он вернулся в спальню — я тут же снова заснула. Но уверена, если бы он что-то заметил, рассказал бы мне.

— Конечно, рассказал бы. Прошу прощения, не стоило вас беспокоить. Вам, очевидно, пора укладывать Софию.

— Мы были бы рады, если бы вы пришли к нам поужинать. Мы могли бы позвать кого-то из соседей. Как насчет…

— Ой, у меня звонок на второй линии. Наверное, что-то срочное. Спасибо. Спокойной ночи.

За окнами совсем стемнело. Светила луна, но она была всего лишь в первой четверти, к тому же было облачно. Я сбежала трусцой с холма, пересекла лужайку и направлялась к Боттом-лейн.

Не знаю, о чем я думала. Я не говорила себе: «Беги к дому Уитчеров…», потому что не знала, какой придумать повод. Единственное, что мне было известно: нарушен порядок размеренной жизни английского поселка. В тихих английских поселках люди не умирают от укусов змей. Они не просыпаются от того, что в их дома вползают ядовитые тропические змеи. И уж точно, здесь люди не восстают из мертвых.

Я добежала до конца Боттом-лейн и остановилась. Тот, кто сказал: «Мой дом — моя крепость», явно имел в виду дом Уолтера. Я пробегала мимо столько раз, но никогда не задумывалась над тем, что это место действительно неприступно. Сад был обнесен низкой каменной изгородью. Поверх нее Уолтер натянул металлическую сетку, а перед ней разрослась живая изгородь, густая и колючая. Он намеренно выбрал растения, которые сплетаются стеной и имеют шипы. Изгородь достигала в высоту более двух метров. Если вооружиться мощными секаторами, вероятно, можно было ее преодолеть, но это заняло бы немало времени. Единственные ворота были метра полтора высотой, с острыми выступами наверху. Можно подставить лестницу и перемахнуть через ворота, но только это не под силу восьмидесятилетнему старику. Если Уолтер жив и обитает в этом доме, воротами он не пользуется. Я решила обойти ограждение по периметру, посмотреть, есть ли где-нибудь калитка.

Я не взяла с собой фонарик — не думала, что понадобится. Я довольно неплохо вижу в темноте. Нас с коллегами постоянно вызывают ночью спасать кого-нибудь, поэтому я привыкла пробираться быстро и бесшумно по темному поселку и его окрестностям. Мы проходим мимо рыбаков, всего в двух-трех метрах от них, а они даже не подозревают о нашем присутствии. Держась с подветренной стороны, мы наблюдаем за играми барсуков, подойдя настолько близко, что могли бы при желании в этих играх поучаствовать. Мы даже видели олениху, кормящую детеныша, и они не выказали ни малейшего беспокойства.

Весь фокус в предельной сосредоточенности на происходящем, необходимо видеть и слышать все вокруг — заметить копошащуюся у твоих ног букашку, уловить запах лисицы. Попробуйте как-нибудь. Выбросьте из головы все мысли и отпустите на волю чувства. Это удивительно, и в то же время как это успокаивает, когда чувствуешь, что ты дитя ночи.

В тот вечер я опростоволосилась, потому что голова моя была занята посторонними мыслями. Я не сосредоточилась на происходящем вокруг меня, думала о другом, разглядывала изгородь вокруг дома Уитчеров, пытаясь отыскать хоть что-то похожее на вход. В противном случае я сразу бы уловила слабые звуки, идущие с пустыря поту сторону тропинки. Почувствовала бы опасность, неминуемую угрозу, услышала бы, что ко мне подкрадываются. Хотя я обратила внимание на негромкое шуршание — вероятно, большое животное пробиралось в густой траве. Я остановилась. Мертвая тишина.

Я продолжила свой путь, понимая, что отхожу все дальше от поселка, лишая себя возможности получить помощь, если эти звуки издавал не олень, не лисица и не барсук. Прошла еще метров десять.

Новый звук. Маленький камешек стукнулся о большой. Явно там кто-то был. Некто двигался одновременно со мной. Животное? Интересно, мое любопытство перевесит страх? Странная мысль в такой момент. Я замерла, прислушиваясь, и поняла: всего в метре-другом от меня, за негустой порослью орешника и бузины кто-то делает то же самое — стоит и прислушивается. Я ничего не слышала, но каждый волосок на моем теле вздыбился, и я не удивилась бы, опустив глаза и увидев, что моя грудная клетка ходит ходуном, — так громко и неистово билось мое сердце.

Я сделала два шага назад, опасаясь нападения из-за кустов. Еще один шаг, и я споткнулась. Повернулась и вновь пошла, делая по возможности широкие шаги, ежесекундно оглядываясь через плечо. Мне казалось, что я продолжаю слышать движение на пустыре, но из-за бешено колотящегося сердца я не могла быть в этом уверена. До поселка было еще не близко, и криков о помощи, случись такая необходимость, никто бы не услышал.

Я пустилась бежать. Дорогу мне преградила черная фигура. И еще одна. Я остановилась. Услышала шорох за спиной и обернулась. Кто-то пробрался сквозь заросли и вышел на тропинку. Потом четвертый, пятый. Пятеро против одной. Соотношение сил не в мою пользу.

Бежать было некуда, и я шла вперед, отчетливо слыша движение за спиной. Меня настигали, но я знала, что у меня есть секунда-две в запасе.

— Прошу прощения! — произнесла я, с облегчением слыша, что мой голос звучит сердито.

Двое передо мной не двигались. Я этого ожидала, честно признаться, — я уже бывала в подобных ситуациях. Я засунула правую руку в карман, нашла то, что там и должно было находиться, и плотно сжала это в руке. Я остановилась шагах в трех-четырех от них и полуобернулась, чтобы видеть остальных троих.