Шрифт:
– Зачем ты его смотрела? Ты, собственно кто, чтобы спрашивать у тех, кто приходит с заявлением, паспорта?!
– Я сказала… Да какая разница, что я сказала?!
– Дура, – отругал ее Скворцов. – Ну, допустим, ты хочешь за него замуж. Я-то здесь при чем?
– Ты мне друг ли кто?
– Ну, допустим друг.
– Я столько для тебя сделала!
– А именно?
– Я была твоей девушкой, когда тебе это было нужно.
– Ну, так и я таскался с тобой к подружкам, когда это нужно было тебе!
– Игорь, ты должен мне помочь! Ты не женщина, ты не понимаешь.
– К счастью, я не женщина.
– Такой шанс выпадает раз в жизни. Где я, по-твоему, могу познакомиться с таким мужчиной?
– С таким богатым?
– И это тоже. Я же работаю в милиции!
– Ну, иди на панель, – разозлился Скворцов.
– Что?! – вскочила Леночка. – Ты не имеешь права так говорить! Я с тобой не спала!
– И поэтому я теперь должен срочно выдать тебя замуж?
– Не язви, Игорь! – она опять зарыдала.
«Не верь, – сказал себе Скворцов. – Женские слезы. Тебя разводят. Не верь». Но тут же сдался:
– Что я могу для тебя сделать?
Леночка тут же перестала плакать.
– Игорь, это же так просто, – защебетала она. – Ты должен почаще вызывать его на допрос. Не к нему ходить, а сюда. А я… я буду приносить вам кофе. Ты, главное, побольше ему обо мне рассказывай…
– Его, вообще-то интересуют деньги, которые у него украли.
– Вот и ищи их подольше!
– В этом можешь не сомневаться. Их вряд ли кто найдет.
– Вот и хорошо… Только ему об этом не говори.
– Что я, дурак?
– Игорек, ты умница. Ты обязательно что-нибудь придумаешь. Главное, аккуратно выясни, была ли у него жена, или, быть может, есть невеста? Почему он до сих пор не женат? Есть ли на стороне дети? Любовница?
– Воскобойникова, ты рехнулась! – заорал он. – На каком основании я буду задавать потерпевшему такие вопросы?!
– Не ори на меня! Я не так много прошу!
– А обо мне ты подумала?! О моих чувствах?!
– Да нет у тебя никаких чувств, – спокойно сказала Леночка. – Это я уже давно поняла.
– Его фамилия – Филинн.
– Ну и что?
– Ты будешь Еленой Филинн. И хотя там двойная «н» на конце, слышится-то одна! – злорадно сказал Скворцов.
– Лучше быть Филин с двойным «н» и жить в особняке на Рублевке, чем Скворцовой в однушке, на пятом этаже! Птицы разного полета, сразу видать.
– Ленка, у тебя совесть есть?
– Знаешь, я такая же, как все. Не лучше и не хуже. И нечего меня стыдить. Мне двадцать пять лет. У меня отсюда две дороги – с почетом на пенсию, или с выгодой замуж. Знаешь, как мне все это надоело? Я тебя по-человечески как друга прошу: помоги. Помоги мне выбраться из этого болота. Ведь он никогда на мне не женится, – Скворцов понял, что речь идет о начальнике, ее любовнике. – И никогда меня отсюда не отпустит. Если только я стану независимой. А независимость могут дать только деньги.
«Напрасно я считал ее глупой, – подумал Скворцов. – Каждый живет, как может. Женщиной быть нелегко. В ее положении она приняла единственно правильное решение: покровительство начальника, чтобы не домогались остальные. Очень уж она хорошенькая».
– Хорошо, – кивнул он. – Обещаю: сделаю все, что могу. Я буду искать эти деньги. И скажу, что в таком деле мне необходим помощник. Ты.
– Спасибо! – обрадовалась Леночка. – Ну, я побежала! Меня, должно быть, уже обыскались! В приемной телефоны раскалились!
И упорхнула.
«С чего же начать? – он тяжело вздохнул. – История туманная. А если исчезновение денег из ячейки связано с недавней попыткой ограбления банка? Не бывает таких совпадений! С другой стороны…»
…Он медленно шел по коридору, составляя в уме план действий. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Навстречу ему плыл майор Дрыгайло. С неизменной улыбкой во весь рот, прилизанными волосами и фиксой на левом нижнем резце.
– Чего такой смурной? – хохотнул Дрыгайло, хлопнув его по плечу.
У майора было неизменно прекрасное настроение, будто он работал не в УГРО, а на ликеро-водочном заводе, дегустатором. Что подтверждал запашок, исходивший от Дрыгайло. Но его не трогали, майор был ценным сотрудником. Зареванные женщины уходили от него успокоенными.
– А я к тебе иду, – вздохнул Скворцов. Добиться чего-нибудь от веселого майора Дрыгайло было неимоверно трудно, почти невозможно. Тот никогда не употреблял такие простые слова, как «да» и «нет», все время юлил и острил, сыпал прибаутками и в конце неизменно говорил: «Давай об этом завтра, друг? А?». А завтра опять было завтра. И так до бесконечности.