— Объясни всё по порядку, — попросил он.

— В том доме только что убили женщину, — ответил я. — Я сам видел, как грабитель ударил её кулаком по голове, и она упала. Когда вы входили, он ждал вас под лестницей, чтобы убить и уйти незамеченным.

— Джулия убита?!! — вскричал он, и, кажется, на этот раз весь хмель вылетел у него из головы. — Кто это сделал?

Мне не хотелось выдавать Уолтера, сам не знаю, почему. Не в моих это было принципах, а там, где я родился и вырос, донос считался предосудительным поступком и жестоко наказывался.

— Это был человек в тёмном плаще, — пояснил я. — Я не мог разглядеть его лица. Он хотел заставить женщину молчать, а она закричала, и он её ударил.

— Ты был с ним?

— Нет, сэр. Эти вещи не по мне. Я его даже не знаю. Я видел, что он вошёл в дверь, а за собой её не запер, и пошёл следом, чтобы взглянуть, что он там делает.

— Но, может, она ещё жива, и ей требуется помощь? — тревожно спросил он.

— Не знаю, сэр.

Он порывался уйти, и я его не отговаривал, потому что женщина, и в самом деле, могла быть жива и нуждаться в помощи, но почему-то он медлил и не решался вернуться на место преступления.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Робин.

Я ответил кратко. Если уж не можешь добавить «Гуд», то незачем прибавлять и «Блэк».

— Я тебя ещё не поблагодарил, Робин, а ты спас мне жизнь. Спасибо тебе.

— Я не сделал ничего особенного, — скромно ответил я.

— А сколько тебе лет?

— Десять, если мой отец не ошибся в счёте. Мне кажется, что мне не меньше одиннадцати.

— У тебя есть отец?

— Он недавно умер.

Странно. Я уже настолько смирился с его смертью, что думал о своём новом положении совершенно спокойно, а сейчас вдруг ком подкатил к горлу и слова дались мне с величайшим трудом.

— А мать?

— Нет. — Я уже собрался с силами и мог говорить со свойственным мне спокойствием. — Я её никогда и не знал. Я одинок и независим.

— Чем же ты живёшь? — спросил он, пристально глядя на меня.

— Чем придётся, сэр, — ответил я скромно, понимая, что у таких джентльменов, как он, признание в воровстве не найдёт благоприятного отклика.

— Попрошайничаешь?

Моя гордость была задета.

— Зачем выпрашивать то, что можно взять самому? — спросил я. — Да и людей беспокоить без причины не стоит.

— Я всё понял, Робин, — кивнул джентльмен. — Полагаю, ты не забыл прихватить какую-нибудь вещицу на память о доме, куда ты попал случайно?

Удивительное дело, но я так старательно следил за Громилой, что совершенно позабыл, что и сам могу поживиться в доме, который тот грабил.

— Не до того было, сэр.

Он ещё раз пристально на меня посмотрел.

— В таком случае, предлагаю тебе наверстать упущенное. Ты плохо соблюдаешь свои интересы. Хочешь честно заработать деньги, которых тебе хватит на целый месяц?

Я сразу насторожился. Не скажу, что моё занятие было мне противно, однако мне хотелось узнать, какое отношение испытывают люди к деньгам, которые честно заслужили.

— Что я должен сделать?

— Ты должен всего лишь пойти к тому дому и позвать людей на помощь, сказав, что слышал крики.

Я призадумался. Громила не мог меня видеть в доме, но мог узнать меня, когда я выбегал, таща за собой входящего джентльмена. Если он меня узнал, то возвращаться в свою конуру мне было смертельно опасно, но я ещё мог как-нибудь заручиться поддержкой миссис Хадсон и убедить Уолтера, что там был кто-то другой, а я в это время был у неё или она у меня, хотя это было весьма шатким утешением и моя жизнь могла оборваться в любой момент. Если же я подниму тревогу и созову людей, то мой поступок будет равносилен открытому признанию своей роли в этом деле и неизбежную месть Уолтера, а он в таких случаях беспощаден.

— Почему вы сами не хотите позвать людей? — подозрительно спросил я.

— Ты этого пока не поймёшь, Робин, но поверь, что меня не должны видеть даже близко от дома, где ты был. За услугу ты получишь хорошее вознаграждение, а тебе она ничего не будет стоить.

— Кроме жизни, — поправил я.

— Извини, я не понял, почему за этот благородный, великодушный и поистине христианский поступок ты должен будешь расплачиваться жизнью. Тебя не только не призовут к ответу, но, наоборот, будут хвалить.

Терпеть не могу глупость, но она простительна джентльменам, поскольку в нашей жизни они ничего не смыслят, однако разглагольствования о благородстве, великодушии и особенно о христианстве меня буквально бесят. До сих пор я так и не увидел, чтобы доброта и великодушие кому-то приносили пользу. Миссис Хадсон в доброте не откажет даже лютый её враг, если бы таковой у неё был, однако она ходит в синяках, потому что её менее добрый супруг, пребывая в дурном настроении, бьёт её смертным боем. А если Громила стал бы великодушно щадить каждого, кто застукал его за работой, то он давно уже болтался бы на верёвке. Нет, в нашем мире доброте и великодушию всегда приходится туго, а уж о христианских заповедях лучше и разговора не заводить.