— Не проси моего прощения, — сказал он, изнуренный всеми событиями.

Она открыла свой рот, но потом закрыла его. Он подозревал, что она хотела извиниться за извинение.

Он взял другую выпивку.

И снова она не поняла намека.

— Что ты будешь делать?

— Сегодня днем? — пробурчал он, зная, что она не это имела в виду.

Она одарила его раздраженным взглядом.

— Я не знаю, — ответил он в раздражении. — Прошло только несколько часов.

— Ну, да, но ты думал об этом уже около недели. На корабле ты был вполне уверен в таком исходе.

— Это не одно и тоже.

— Но …

— Ради Бога, Амелия, перестань.

Она отступила, и он мгновенно пожалел о своем взрыве. Но недостаточно, чтобы извиниться.

— Я лучше пойду, — сказала она ровным голосом.

Он, конечно же, не собирался останавливать ее. Не пытался ли он освободиться от нее? Она выйдет за дверь, и он наконец–то обретет мир и покой, ему не придется только сидеть здесь, с трудом пытаясь не смотреть на ее лицо.

На ее губы.

На ту крапинку на губах, которой ей нравилось касаться языком, когда она волновалась.

Но когда она встала, что–то сжалось у него внутри – та раздражающая маленькая частичка чистоты, которая отказывалась дать выход его остальным индивидуальным качествам.

Черт возьми.

— Тебя кто–то сопровождает? — спросил он.

— Мне никто не нужен, — ответила она, явно не впечатленная его тоном.

Он встал, его стул громко процарапал пол.

— Я провожу тебя обратно.

— Я уверена, что сказала…

Он взял ее руку, немного грубее, чем намеревался.

— Ты – незамужняя женщина, одна на чужой земле.

Она с недоверием посмотрела на него.

— Я приехала на лошади, Томас. Если бы не она, неужели я бы путешествовала по дорогам одна.

— Я провожу тебя, — повторил он.

— Ты будешь воспитан?

— Воспитанность – единственная вещь, которую я не могу потерять, — сухо сказал он. — Кроме того, я был бы счастлив оставить тебя в покое.

На мгновение он подумал, что, возможно, она бы поспорила с этим, но ее врожденный здравый смысл взял вверх.

— Очень хорошо, — сказала она, дыша с нетерпением. — Ты можешь чувствовать себя спокойно и провести меня до конца пути, если захочешь.

— Ты отваживаешься на это, леди Амелия?

Она повернулась к нему с такими грустными глазами, что он почти почувствовал себя так, как будто его сильно ударили.

— С каких пор ты снова начал называть меня леди?

Он смотрел на нее несколько мгновений, прежде чем, в конце концов, ответить, мягко и низко.

— С тех пор как я перестал быть лордом.

Она ничего не ответила, но он видел, как она сглотнула. Черт, ей лучше не плакать. Он не сможет вынести, если она заплачет.

— Тогда давай возвращаться, — сказала она и освободила свою руку, быстро шагнув вперед. Он расслышал запинку в ее голосе, хотя, когда она пошла к двери, он увидел, что ее походка была нетвердой.

Она выглядела очень жесткой и не держала свои руки так, как она обычно это делала. Ее рука не раскачивалась при этом очень маленьком, грациозном движении, которое он так обожал.

Кроме того, он не осознавал, что обожает это.

Он даже не знал, что знает, как покачивается она при ходьбе, пока не увидел, что она не делает этого.

Это было так ужасно некстати, что сейчас на полпути ко всему этому падению, когда он ничего не хотел предпринимать, а только сидеть и сожалеть, что причинил ей боль.

— Амелия, — сказал он, как только они вышли из гостиницы. Его голос казался резким, но он не намеревался кричать на нее. Это просто…случилось.

Она остановилась. Дотронулась своими пальцами до лица, а потом снова их опустила, прежде чем развернуться.

— Извини, — сказал он.

Она не спросила за что, однако вопрос повис в воздухе.

— За то, что был груб. Ты не заслужила этого.

Она посмотрела вверх, а затем в сторону, пока, наконец, не встретилась с его пристальным взглядом.

— Ты ведешь себя намного лучше, чем большинство мужчин в твоей ситуации.

Каким–то образом он улыбнулся.

— Если тебе посчастливится встретить кого–то другого в моей ситуации, то я любезно дам ему свое руководство.