Шрифт:
Он добрался до первого фонаря и кое-как привел одежду в порядок. Едва он это сделал, как по асфальту зашлепали быстрые энергичные шаги.
По той стороне кто-то торопился.
— Зубов, это вы? — и к нему подошел человек в сером. — Зубов, все в порядке?
— Нормально. Все нормально, — ответил Леонид, бодрясь, и невольно убрал руку за спину, будто человек в сером мог догадаться об исчезновении часов.
— У меня такси. Пойдемте, завезу на Петровку, — сказал тот, исподтишка оглядывая Леонида.
«Ехал следом, но где-то отстал и плутал по переулкам, — подумал Леонид. — Теперь, вероятно, доложит. Доложит или нет?»
Такси стояло в двух кварталах. Человек в сером сидел рядом и молчал всю дорогу. Когда Леонид вышел и поблагодарил, тот сказал только одно:
— Счастливо, — и покатил к себе. Леонид заглянул в туалет, подчистил костюм, устраняя последние огрехи, и только тогда пошел к начальству. Михеев сидел за письменным столом, поигрывая авторучкой.
— Ну-с, что мы скажем в свое оправдание, Зубов? — спросил он с иронией, и Леонид понял, что тот, в сером, уже успел позвонить.
— Но ничего не случилось. Я с ним проехал немного. Нам было по дороге. Только и всего, — возразил осторожно Леонид, точно пробуя ногой корочку льда.
— Игра в казаки-разбойники, — сердито сказал Михеев.
Слава богу, что он еще не знал всего. А узнай, что было, тогда уж только держись. Тут, может быть, не спешить рассказывать. Да и засмеют…
Семен, конечно, преступник, если ограбил, и от него он не уйдет все равно. Но имеет ли Володин отношение к квартирным кражам — это большой вопрос.
— Что вы думаете о Володине? Я имею в виду расходы, — спросил подполковник.
— Самые скромные. Несколько помятых рублей — вот и все карманные деньги, а на них не развернешься, — доложил Леонид добросовестно.
— Ясно, — сказал Михеев. — Но выговор придется закатить. Чтобы было неповадно нарушать приказы.
Глава VI. Худшие опасения
Михеев закрыл совещание и остался один. Он сидел за столом среди уймы папок с бумагами. Они громоздились в беспорядке, но он точно ориентировался в этом хаосе. Стоило сунуть руку по локоть в недра бумажных гор — и на белый свет появлялось то, что нужно. В ровных стопках бумаг он терялся и не знал, где что. А сейчас все было на своем месте. Итоги совещания были неутешительны. Расследование пока не двигалось. Все знали: подвернись грабителю невольный свидетель, и он непременно убьет — не промедлит.
Этого преступления ждали с замираньем сердца во время лихорадочных поисков: он, Михеев, и сотрудники. Оно висело как меч.
И оставалась только надежда, что он не успеет, пока не нашли и не схватили за руки.
И вот непоправимое произошло — он успел. Он сделал это чугунной гантелиной, а когда ушел, на полу остался актер с размозженным черепом.
Актер вернулся с полдороги. Он, может быть, пошел в столовую и обнаружил по пути, пошарив по карманам, что иссякли деньги, а дома есть где-то зеленый горошек в банке и, если еще устроить себе ревизию, то, может, найдется молотый кофе, а тогда он до репетиции продержится вполне и, мало того, устроит пир на весь мир.
Он вошел в квартиру, а грабитель стоял за дверью. Тот услышал шаги хозяина и был наготове. А то, что было потом, актер так и не узнал.
Но столкнись они лицом к лицу, актер сказал бы: — Салют, старик! Ты ищешь невозможное. Единственная ценность тут — дУхи — Дон-Кихоты и Гамлеты. А это тебе ни к чему. Ну, зачем тебе, скажем, Отелло?
— Не морочь мне голову всякой ерундой, — возразил бы грабитель. — У тебя, должно быть, много денег. Целый мильон.
Как истый обыватель, он считал, что актеры купаются в роскоши. И не поверил ему.
— Ты врешь. Я знаю, у вас, актеров, кучи денег. Это все говорят. Еще говорят, ты здорово сыграл кого-то, об этом писали в газете, и значит, денег у тебя по горло. Во! Невпроворот. И не вздумай скрыть от меня, иначе будет плохо, — сказал бы будущий убийца.
— Скрывать? Что же я скрыл от тебя? Ах, да! Действительно скрыл. Виноват. Я утаил баночку кофе, если она имеется. Но я думаю, мы вместе разопьем.
Но конец все равно был один и тот же. Актер лежал с разбитым черепом, а нашедшие в нем приют великие образы погасли. Растаяли во тьме. Навсегда.
Преступник, вероятно, шагнул через него, быстренько удрал подобру-поздорову. А потом, придя в себя, тер затылок озадаченно и досадливо крякал. До сих пор наводы были точными, в каждой квартире лежала куча денег, но отсюда он ушел не солоно хлебавши. И кто мог подумать, что в жилье у актера хоть шаром покати! Уж, казалось, лез сюда наверняка, будто в волшебную пещеру. А там лишь стол да стул, кровать да куча книжек.
Михеев помнил эту комнату до малейших деталей. Обычное жилье холостяка. И можно представить удивление громилы: голый подоконник — и ни одной позолоченной рамы, в какие вставляют картины, не говоря уже о рытом бархате.