И замолчал — тревожно и напряженно, — будто чего-то не находя.

— Кольцо… где?

Кястутису хотелось отнять руку, но он не смел.

— Где?!

— Отдал. Майке…

На губах Боларда проступила похожая на щит усмешка.

— За-ачем?!

Ивар осторожно высвободил ладонь. Глядя на прилипшие к сапогам травинки, сказал хрипло и горько:

— Не надо. Я прошу тебя…

У Боларда вырвался удивленный смешок.

— Лад-но, — сказал он. — Она… в Эйле?

— Здесь. В обозе.

— Она… от Настанга едет?

Князю хотелось оборвать его, но он ответил холодновато:

— Она уже пятый день здесь. Перевязывала тебя.

Болард молчал долго, а потом вдруг сказал отчетливым и ясным голосом, чуть растягивая слова:

— Зря. Я предпочел бы… дыбу.

Ивар остановился. Телега катилась дальше, а он все стоял по колено в мокрой траве, пока его не окликнули. И тогда он закричал:

— Коня мне!!

Глава 18.

1492 год, июнь. Замок Эйле

Плетясь вдоль левой стены бесконечного коридора к покоям дона Ивара, Болард рассуждал сам с собой, что осенью возьмет в университете освобождение от физкультуры. А еще здорово было бы украсть Греткину коробку с румянами. А то юные служанки шарахаются, видя его лицо. Хотя где он, а где Гретка…

Дело продвигалось туго. Чтобы не упасть, барону Смарда приходилось хвататься за выступающие камни руками; стертые подушечки на лишенных ногтей пальцах нестерпимо болели.

— Перчатки надо надевать, — бормотал под нос дон. — Моя репутация… А-а… а я спрошу у него: "Ты почто Майке кольцо отдал? Ты дурак? А он мне: — Пошел ты! А я ему…" Свет походни — неожиданно резкий — заставил зажмуриться.

— Рад видеть дона в добром… хм… здравии, — изрек Рошаль. Впрочем, по жесткому лицу адвоката невозможно было понять, действительно рад или издевается. — Идешь засвидетельствовать магистру свое почтение?

— А что? Нельзя? — ощетинился Болард. Анри вздохнул.

— Вообще-то, вторые петухи вот-вот проорут.

— А мне не спится, — огрызнулся барон. — Вот никак не засыпается.

Канцлер хмыкнул:

— С языком у тебя все в порядке.

— Как всегда.

— Лестницу одолеешь?

— Лифта здесь нет.

Рошаль кивнул с выражением: ну что взять с сумасшедшего… И внезапно оказался с доном лицом к лицу. Для того, чья "зона безопасности" на длину клинка — девяносто сантиметров примерно — неприятно. Более чем.

— Вот что, банерет… Мне на твое здоровье начхать… — прошипел канцлер. — Но если с Иваром…

Болард отвернулся к стене. Капельки сырости на ней, отразив свет, рождали меленькие радуги. Светились сквозь ресницы. То ли это он, Борька, плачет?

— А что ему сделается!..

— Смотри, чтобы ничего.

Колеблющийся рыжий свет исчез вдали. Болард втянул воздух, чуть не застонав от боли, и продолжил путь.

В покое князя горела свеча. Бросала дрожащие отсветы на массивную с позолотой мебель, парчовый балдахин огромной кровати, бумаги, разложенные на столе. Князь дремал, склонив голову на руки. Борька осторожно заглянул через его плечо.

Вы так прекрасны,

что я ослеп,

и принял камень — за хлеб,

и за воду из родника

принял струйку песка…

— было набросано посреди страницы.

Ивар шевельнулся, и Болард отпрянул. Застонал. Споткнулся о загнутый угол ковра и рухнул на подвернувшийся, к счастью, сундук.

— Я т-тебя разбудил. И-извини…

— Бо-олард, — князь жмурился и по-детски тер глаза кулаками. — Входи, пожалуйста.

— Я уже вошел. Выпить есть?

— Что?

— Ну-у, — барон неопределенно повел руками. — А выбор большой?

Князь хмыкнул. Тяжело поднялся. Из настенного шкафа извлек узкогорлый кувшин зеленого стекла, до половины заполненный, и в тон ему два кубка на подносе. Борька вытащил пробку, принюхался:

— Ишь ты! Нохийское. С вишней… — облизнул губы. Быстро плеснул по кубкам, выпил, плеснул еще раз. Поймал неодобрительный взгляд князя.

— Не… жадничай. Мне, небось, такого не нальют…

Князь погрел в пальцах свой кубок:

— Я не жадничаю. Просто…

— Ты ложись, — сказал дон Смарда заботливо. — Мне Рошаль не велел с тобой заводиться — я и не стану. Выпью — и уйду.

— Я не знал…

— Да я понял уже! — Болард подхватил кубок на лету. Переставил поднос на ковер к кровати. Сел, привалившись к слоновьей ноге. — Я не об том вообще. Здешний кравчий такая скотина.