— Одну минуту, — заговорила Эстер Деверик голосом холоднее январской ночи. — Что вы здесь делаете в день нашей скорби?

Мэтью лихорадочно думал, но слова не находились. За спиной у Джоплина Полларда злорадно скалилась Гретль.

— Матушка? — шагнул вперед Роберт. — Мистер Корбетт любезно принес нам новый выпуск. — Он поднял правую руку, и в ней была «Уховертка».

— У меня уже одна есть. — Она подняла левую руку, и в ней была «Уховертка». — Мне кто-нибудь скажет, кто такой этот молодой человек?

— Его зовут Мэтью Корбетт, — ответил Поллард. — Клерк у магистрата Пауэрса.

— Клерк! — едва не захохотала Гретль.

— Он и есть тот молодой человек, о котором написано в статье, — продолжал Поллард. — Вы сказали, что хотели бы его увидеть — часу еще не прошло. Вот и он, будто по вашему зову.

— Да, очень удобно получилось.

Женщина подняла вуаль. Узкие карие глаза под тонко наведенными бровями, бледное лицо с широкими скулами навели Мэтью на мысль о хищных насекомых, у которых самки поедают самцов. Волосы — закрепленная масса тщательно завитых кудрей — были так черны, что это должен был быть либо парик, либо бутылка индийской краски. Она была худощавой и невысокой, с талией, засупоненной по моде сильнее, чем следовало бы женщине ее возраста — Мэтью определил его лет в пятьдесят — пятьдесят пять, на три-четыре года моложе своего покойного мужа. В основном именно пышные складки платья и ее королевская манера создавали впечатление, что она заполняет вестибюль, не оставляя Мэтью выхода до тех пор, пока сама не соизволит его отпустить. Чего она сейчас делать не собиралась.

— Я вас спросила, какое у вас тут дело. Мистер Поллард, закройте дверь.

Гулко щелкнул замок.

— Говорите, — приказала миссис Деверик.

Но Мэтью пришлось сперва прокашляться.

— Мадам, простите меня за вторжение. Я… я хотел бы сказать, что проходил мимо, но это была бы неправда. Я пришел сюда с целью побеседовать с вашим сыном в связи с убийством мистера Деверика.

— Вряд ли сейчас подходящее для этого время, Корбетт, — предостерег Поллард.

— Разве я просила вас говорить от моего имени, сэр? — Узкие темные глаза хлестнули Полларда как бичом и вернулись к Мэтью. — Кем вы уполномочены вести эту так называемую беседу? Печатником? Главным констеблем? Говорите, если у вас язык не отсох!

Под таким напором у Мэтью дрогнули колени, но он взял себя в руки:

— Я сам себя уполномочил, мадам. Я хочу знать, кто убил доктора Годвина, вашего мужа и Эбена Осли. И я намерен приложить к этому делу все свои способности.

— Забыл вам сказать, — подал реплику Поллард, — что мистер Корбетт пользуется несчастливой репутацией человека, в невежливой среде называемого «горластый петух». Его кукареканье и бахвальство превосходят его хороший вкус.

— Я считаю себя компетентным судьей в вопросах вкуса, как хорошего, так и плохого, — прозвучал достаточно язвительный ответ. — Мистер Корбетт, почему вы считаете, будто именно вы должны найти этого убийцу, в то время как в городе есть главный констебль, которому платят за эту работу? Не самомнение ли это с вашей стороны?

— Не столько самомнение, сколько мнение, мадам. Из собственного опыта и наблюдений я вывел мнение, что мистер Лиллехорн не способен найти ночной горшок у себя под кроватью.

Поллард закатил глаза, но хозяйка дома осталась невозмутимой.

— Я думаю, что между тремя жертвами есть некая общая связь, — продолжал Мэтью, набравший ход. — Я думаю, что Маскер — не безумный маньяк, а хитрый и вполне здравомыслящий убийца, если убийцу вообще можно считать здравомыслящим, — таким образом делает некое заявление. Если я смогу расшифровать это заявление, то смогу и снять маску с Маскера. До этого могут погибнуть другие люди — я пока не знаю. Как я полагаю, Указ о чистых улицах уже вступает в силу?

Но миссис Деверик продолжала молчать. Ответил Поллард:

— Сегодня таверны закроются в восемь вечера. Действие указа начинается в половине девятого. Мы будем бороться с ним, подадим петицию, конечно, и всем сердцем надеемся, что это нежданное бремя будет…

— Поберегите ваш язык для суда, чтобы зря не истрепался, — прервала его миссис Деверик. Все так же с силой вглядываясь в лицо Мэтью, она спросила: — Почему я о вас ничего раньше не слышала?

— Мы вращаемся в разных кругах, — ответил Мэтью, почтительно наклонив голову.

— И что вам в этом? Деньги? Слава? А! — Свет мелькнул в глазах, мимолетная улыбка блеснула на тонких сжатых губах. — Вы хотите показать Лиллехорну?

— Мне не нужно никому ничего показывать. Я стремлюсь к решению этой проблемы, вот и все.

Но уже произнося эти слова, он понял, что был уколот острой иглой правды. Может быть, он все-таки хочет «показать Лиллехорну», как она это едко сформулировала. Или, еще точнее, он хочет показать всему городу, что Лиллехорн — неумелый, безголовый работник. А может быть, к тому же и взяточник.

— Я вам не верю, — ответила миссис Деверик, и эта фраза повисла в молчании. Потом она наклонила голову набок, будто рассматривая новый интересный побег, обнаруженный в саду, и решая, то ли это красивый цветок, то ли злостный сорняк. Поллард попытался было заговорить — миссис Деверик подняла палец, и он быстренько заткнулся. А она обратилась к Мэтью тихим и спокойным голосом: — Есть три вещи, которые мне категорически не нравятся. Первая — это незваный гость. Вторая — теория, что мой муж каким бы то ни было образом мог быть связан с двумя неудобоназываемыми субъектами, которых вы упомянули. Третья — имеющее место быть на этой улице воплощение фальшивой любезности, именуемое Мод Лиллехорн. — Она замолчала на миг и впервые, как показалось Мэтью, моргнула. — Я предпочту закрыть глаза на первое, снисходя к вашим мотивам. Я прощу вам второе, объяснив это вашим любопытством. Что же до третьего — я заплачу вам десять шиллингов, если вы узнаете, кто такой Маскер, до того, как произойдет очередное убийство.