Вдруг Кипперинг обратил взор на Мэтью, и что-то было в этом взгляде новое, чего не было секунду назад. Мэтью не мог бы точно сказать, что именно, но ледяная синева их теперь стала средоточием холодного огня.

— А откуда вы знаете это имя? — спросил Кипперинг, и хотя собирался спросить небрежно и между делом, светская болтовня двух джентльменов в воскресный день, но в его голосе прозвучала едва заметная нотка беспокойства.

У Мэтью возникло то же ощущение, что при виде Грейтхауза, идущего на него с рапирой и готового разрезать его на кусочки, если он быстро не сообразит, как надо защищаться. Он понял, что Кипперинг двинул вперед пешку, и надо отвечать на этот ход, потому что игра приобрела оборот, которого он еще не понял, но играть вынужден.

— Грейс Хестер, — повторил он вслух, ожидая от Кипперинга какой-то реакции. Надо отдать должное адвокату, реакции не воспоследовало. Мэтью решил тоже ответить движением пешки, и если этот ход окажется ошибочным, он скоро сам поймет. Решив, что упомянутой красавицей была именно та проститутка, которую он видел с Кипперингом, Мэтью добавил: — Она с вами была в «Терновом кусте».

— Правда? — Теперь у Кипперинга на лице застыла кривая и абсолютно неестественная улыбка.

— Я думаю, вам стоит вернуться в заведение мадам Блоссом и допить бутылку. — Он решил следовать совету Грейтхауза и атаковать, пусть даже коротким острым кинжалом. — Наверняка мисс Хестер будет рада вашему обществу.

Мэтью устал от разговор с этим джентльменом. Грех ему — подняться усердной учебой и тяжелой работой до положения адвоката и теперь выбросить все псу под хвост. «Пытается убить себя», — говорила вдова Шервин. Мэтью наклонился к узлам — и почувствовал у себя на плечах руку Кипперинга, стиснувшую их с такой силой, какой у пьянчуги быть вообще не может. Он не успел даже собраться, а Кипперинг уже тащил его по причалу в тень от мачт и корпусов торговых кораблей — Могучих Стен Империи.

Отойдя чуть подальше от зевак, Кипперинг отпустил его плечи, но продолжал держать за левую руку. Голова адвоката склонилась вперед, глаза смотрели остро, лицо подобралось — как на живописном портрете, написанном в серо-голубых тонах.

— Корбетт! — сказал он голосом, который должен был дойти до ушей Мэтью и на дюйм дальше. — Я не совсем понимаю, что вы за человек. Пытаюсь понять, но вы крепкий орешек, сразу не раскусить. Вот что мне скажите, и прошу вас ответить мне честно, как отвечали бы вы вашему магистрату: что именно вы знаете о Грейс Хестер?

Мэтью растерялся. Рискуя даже, что его раскусят, он решил проявить стойкость:

— Вы не мой магистрат.

— Нет, я не он. Но я хочу быть вашим другом. И боюсь, что вы мне эту задачу несколько затрудняете.

Давление пальцев на его руку слегка усилилось, будто подчеркивая последнее утверждение. Ярдах в двадцати, уже за краем тени от кораблей, стояли люди. Кажется, Кипперинг не собирался прибегать к грубому насилию, но зачем вообще все это?

— Я был бы благодарен, если бы меня сегодня не мяли и не угрожали мне, сэр, — спокойно проговорил Мэтью. И добавил: — Неужели то, что я знаю о Грейс Хестер, стоит того, чтобы звать на помощь констебля?

Тут же хватка Кипперинга разжалась. Он перестал напирать, отступил от Мэтью на несколько шагов. Потом вдруг снова оглянулся, приоткрыв рот — в глазах у него сверкнуло понимание.

— Джон Файв раскопал? По этому поводу вы и встречались тогда?

Мэтью пожал плечами, понимая, что балансирует на лезвии бритвы.

— Да не будьте вы таким скользким! — нетерпеливо бросил Кипперинг. — Он Констанс сказал?

Вот на этот вопрос Мэтью мог ответить честно:

— Нет.

— Так чего вы с Джоном хотите? Денег? Если вы собираетесь обшарить преподобному карманы, могу вас заверить: они очень-очень неглубокие. Я не думаю, что этот чертов одноухий кузнец так уж в нее влюблен.

— Ошибаетесь. И деньги тут ни при чем.

— Так что тогда? — Кипперинг подался к нему снова, но Мэтью не отступил. — Кто еще знает? И как узнал Джон?

Мэтью выставил перед собой руку ладонью наружу, останавливая Кипперинга — тот послушался. Какое-то это точно имело отношение к ночным прогулкам преподобного, к тому зрелищу, которое видел Мэтью перед домом Полли Блоссом. Несколько секунд ушло у него на формулировку разумного ответа, и он сказал:

— Я не знаю, кто еще владеет этими сведениями, и не знаю, как именно их узнал Джон. — Можно ли это назвать ложью, если он понятия не имеет, о каких сведениях говорит Кипперинг? Назовем это неизбежными домыслами. — И буду правдив, когда скажу вам, что мы с Джоном беспокоимся только о благополучии преподобного Уэйда. Покой его разума подвергается последнее время серьезному испытанию.

— И неудивительно! Вы бы на его месте неужто не разрывались бы на части?

После паузы на оценку ситуации Мэтью сказал:

— Пожалуй, да.

— То-то и оно. — Кипперинг отошел от Мэтью еще на пару шагов и стал смотреть мимо кораблей в сторону Устричного острова и открытого моря. — Честно говоря, жаль мне его. Он считал себя сильным — пока это не случилось. Но есть вещи, которых и самому сильному человеку не вынести. — Он быстро оглянулся через плечо: — И Джону скажите. А того, кто ему сказал, следовало кнутом отодрать. Джон ведь не макал фитилек в заведении Полли?